Я встретился с заслуженным артистом Республики Беларусь Анатолием Котеневым на 16-м Международном кинофестивале «Бригантина», который проходил на юге Запорожской области, можно сказать, прямо на берегу Азовского моря. Журналисты приехали на базу отдыха «Солнечная», где проживали артисты, и я буквально за руку поймал Анатолия Владимировича.
– Я не хочу давать интервью, – начал он. – Вы, журналисты, спрашиваете не то, о чем бы хотелось поговорить. Я хочу рассказать, в каких фильмах сейчас снимаюсь, а вы задаете вопросы, в какой школе я учился.
– Меня как раз и интересуют Ваши творческие планы.
– Ну, тогда хорошо, – ответил он. – Пяти минут хватит?
– Да, хватит, – соврал я.
Наша беседа затянулась на целый час. Мы сидели у моря, спрятавшись от дождя под деревянным грибочком, и шум волн, порой заглушал нашу беседу. Мои коллеги скрипели на меня зубами, – ведь я увел у них из-под носа звезду.
– Есть у меня футболка, на ней написано белым по-черному: «Конец фильмам!», – минорно начал Анатолий Котенев. – То над чем я сейчас работаю, не совсем то, о чем бы хотелось говорить. К сожалению, действительно пришел конец фильмам. И поскольку я имею отношение к этой профессии, но снимаюсь в сериалах, а хочется сняться в прокатной картине. Поэтому начну с хорошего. Недавно, пусть это и не большая по объему роль, в картине Юрия Кары «Главный конструктор» сыграл Брежнева. Сам не поверил в то, что мне это удастся, но вера режиссера, что я смогу это сделать, подкупила. Приехал на пробы. Гример-художник смотрит на меня, задумчивый взгляд, и говорит ассистенту: «Где у нас усы Микояна»?. Ей подали усы. Она их чикнула пополам, простригла немножко, при помощи клея прилепила к моим настоящим бровям. Где-то реснички подкрасили. Позвали Кару, он говорит: «Годится, вызываем на съемки!». Все остальное: речевая характеристика, манера поведения, тем более это был Брежнев не старпер, а относительно молодой, образца 1964 года. В ходе съемок меня позвал к монитору режиссер, тычет пальцем и говорит: «Смотри, как похож!». Ему было так приятно, что он оказался прав, а мое сомнение, его уверенность разрушало. И когда он увидел, что все-таки не ошибся, обрадовался как ребенок. Мне это было очень приятно. Съемки проходили в апреле, а фильм выйдет в прокат к концу года.
Добавлю, что у Котенева, по его словам, намечается довольно интересная 12-серийная сложно-постановочной картина с рабочим названием «Однокашники». В ней у него будет большая объемная роль на все лето, контр-адмирала – отца главного героя.
– После гибели в подводной лодке моего старшего брата, мы с женой, которую играет Ирина Розанова, забираем его сына. Но затем перед смертью бабушка, которую играет Екатерина Васильева (там еще будет Василий Лановой и много других известных артистов), открывает мальчику секрет, кто его настоящий отец, и что его мать, не пережив трагедии, тоже погибла. Американцы пустили слух, что подводники «сдали» лодку и восстанавливают здоровье в американском госпитале. Эта история основана на реальных фактах. Наши персонажи боялись, что сын от них отвернется, а он нашел в себе силы и оказался мудрее, умнее, весь фильм называет моего персонажа батей, мою жену мамой. И его волнует другое – восстановить имя своего настоящего отца, что он и сделает. Съемки проходят в Кронштадте, Кененсберге (Калининград) и др. городах России, а еще в Севастополе.
Параллельно для пятого канала Санкт-Петербурга Котенев снимается в 12-серийной картине в Минске, где играет генерала, начальника следственного отдела МВД.
– Сейчас, я стал кабинетным генералом, – рассказывает Анатолий Владимирович. – Если раньше меня посылали в бой, когда я был молодой, более подвижный, трюки выполнял, ноги-руки ломал. То сейчас, уже обычно мой персонаж в картине посылает кого-то в бой. Даже была картина, когда я был мэром Москвы («Метро»). Еще раскрою секрет, у меня наклевывается работа в 90-серийном телесериале «Поцелуй» для телеканала «Украина». Не устоял и согласился, уж больно хорошие условия предлагают. Играю врача. Найду что-то интересное. А то он сильно положительный. Ничего вроде бы искать не надо. Вот ты такой, хороший, будь такой и на экране, говорит мне режиссер. Всегда, если человек хороший, это азы актерского мастерства. А я люблю характерные роли. Не такой, как я сейчас с вами сижу, Толик Котенев. Мне хочется не такого.
– А какого?
– Какого-то резкого, нервного, чтобы были перепады в настроении. Вот это интересно. Но что поделать, найду характерность и в том персонаже.
– Ведь Вам чаще приходилось играть военных и милиционеров, а у них характерности хоть отбавляй?
– Всего достаточно было, и бизнесменов, и отец главной героини, и отец главного героя, крупный предприниматель, чиновник и директор ФСБ – прообраз Патрушева, в картине «Наваждение» я играл прокурора России, а когда-то давно сыграл Маяковского. А начинал с матроса Железняка, так называлась и картина Одесской киностудии.
– Спектр персонажей достаточно широкий.
– Мне нравится, когда есть за что зацепиться. Если там существует судьба. Я хочу, чтобы мой персонаж страдал, мучился, любил, ненавидел. А не просто, пришел ниоткуда, – говорящая голова, и ушел в никуда. Обычно, колоритный персонаж получается тогда, когда мы видим его связь с женщиной или вообще любовный треугольник. Это людей больше всего привлекает. Если у влюбленных все нормально, то им нужно в загс, а не на сцену. А если у них конфликт – это важный момент.
– Некоторые актеры говорили, что когда они играют на сцене любовь, то влюбляются в свою партнершу, либо в ее персонаж, и переживают настоящие чувства. А у Вас как?
– Моя задача сделать так, чтобы зрители увидели мои отношения с партнершей, которая мне, может, вообще не нравится. То, что вы рассказали – это идеальный случай, это уже игра в поддавки. А дайте мне такую партнершу, чтобы я в нее еще и влюбился, тогда я вообще ничего играть не буду, а на экране получится фигня, я вас уверяю. Это как в боксе. Вспомните, как бьют? Тычок, и человек падает. Это неинтересно! В кино должен быть замах, колоссальный, в рапиде падения, вот тогда это интересно. Так и в жизни. Любовь человек не сыграет, если он на самом деле влюблен. Это будет видно только на крупных планах, а вот как он страдает, мучается – нет. А моя задача, как актера, чтобы я человека, которого никак не воспринимаю, может у меня с ним даже конфликтная ситуация, должен сделать так, чтобы зритель поверил: я люблю, страдаю из-за него.
– Что Вам помогает вживаться в роль?
– Даже не знаю. Порой, не сочтите за хвастовство, как на лифте въезжаю в ситуацию. И злюсь, когда это не получается. А бывает, приезжаешь, сумку бросил в номере и вошел в кадр – надо что-то сыграть. А не идет, я этого очень не люблю. А через два–три съемочных дня все получается, наступает нужный момент. Умный режиссер это понимает, как врач, главное не навредить, подталкивать только нужно. Во всяком случае, со мной так происходит, а я уже сам знаю, что делать с этим персонажем. Нельзя приходить пустым на площадку, нужно знать, что твой герой, грубо говоря, съел на завтрак, в каком настроении лег спать, что у него было ночью. Нафантазировать целую историю. А когда сидишь, пьешь пиво, встал и пошел в кадр, – это не правильно. Нужно приходить готовым на съемку, а не «готовым» в смысле выпивши (улыбается). В идеале и выспаться. Алла Тарасова, великая русская актриса из МХАТа, перед тем как играть Анну Каренину 20 часов могла проспать, – готовилась. Но ей можно, она великая Тарасова. Не знаю, порой, даже не спал всю ночь, и это лучше отражается на роли, мне в нервозном состоянии все легко дается, чем, если хорошо выспался.
– Человек счастлив, когда занимается тем делом, которое ему нравится, если бы жизнь у Вас началась сначала, Вы бы снова стали актером?
– Вы знаете, сейчас уже иду по инерции. Раньше я волновался перед сложными сценами, накануне съемок, а получится? Теперь понимаю, что получится, все будет нормально, каким бы я уставшим ни был. Все окружение: камера, слова «мотор», съемочная группа, весь антураж правильно меня настраивает. Вот говорят актеру: скажи свою роль. Он не знает. А вышел на сцену, из-за кулис, и становится в нужную точку. И он вспоминает, что нужно говорить. Потом он переходит в другое место, и вспомнил следующие слова. И таким образом он ногами выучил свою роль, запомнил ее. Но просто рассказать ее не сможет, не припомнит слова. На сцене само все происходит. Когда я понимаю, что сцена получилась, то приятно. Хотя просто самочувствие – еще ничего не значит. Ты можешь хорошо себя чувствовать во время съемок и сказать, как здорово я все сделал, а в результате режиссер перемонтирует и там ничего не будет интересного. И наоборот. Скупыми какими-то красками ты все сыграл и думаешь, какая чепуха получится. А режиссер так смонтирует, что все выйдет красиво.
– У Вас большой опыт работы в кино. Вы наблюдали совершенствование съемочной техники, процессов. Как относитесь к тому, что кино становится цифровым, и в будущем, возможно, не будет актеров, а лишь рисованные персонажи?
– Я недавно разговаривал со старшим сыном, Владимиром, говорю ему: как не люблю сенсорные телефоны. А он мне: если ты хочешь идти дальше, больше кнопочных не будет, их перестанут выпускать, то тебе нужно привыкнуть к сенсорным. Как и компьютеры буду только сложнее… Бери телефон и привыкай. И я взял телефон и пытаюсь им овладеть. Ничего с этим не поделаешь, это естественный процесс. Будет цифра, качественное изображение, пленка уходит в прошлое. Но живого человека заменить нельзя, это будет уже как игры компьютерные, мультяшки. Хотя, не думаю, что я до того доживу, когда будешь смотреть и поражаться, как актеры классно играют, хотя на пробах отобрали только их фотографии. Думаю, что живого человека, как и театр, ничто не заменит, когда идет живая актерская волна со сцены в зал.
– А как относитесь к фильмам в 3-D?
– Хорошо, у меня даже эхолот для рыбалки в 3-D работает. В кино должно быть много и разного и для всякого зрителя. Если я не смотрю мультфильмы, это не значит, что их не нужно снимать. Кому-то нравится 3-D, а кто-то элементарный экран воспринимает лучше.
– У Вас есть любимый актер или актриса?
– И достаточно много. Из наших, – я очень любил Олега Янковского, он был апологетом актерской профессии. Вот на таких людей надо равняться. В западном кино сейчас мне нравится Роберт де Ниро, извините, что не оригинальничаю и не называю никому неизвестных фамилий, Томи Ли Джонс – хороший актер, Аль Пачино мне импонирует.
– Хотели бы с ними встретиться?
– Конечно! Счел бы за честь пообщаться. А сыграть в кино, это вообще было бы из области фантастики (смеется).
– О чем бы Вы с ними говорили: о кино или о жизни?
– О жизни, а она бы уже нам подсказала, в каком направлении нам беседовать. Наверняка вышли бы на кино. Лучше всего было бы встретиться на съемочной площадке. И у нас актеры замечательные, а то и лучше. Меня спрашивают, как вы относитесь к Ди Каприо. Да, крепкий, хороший актер, но когда он играет характерные сцены, истерику, то у нас актеры и покруче это делают. Над людьми довлеет раскрученность, всеизвестность, это все вложение денег. Вложите деньги, как следует, в какого-нибудь нормального актера, даже не очень хорошего, который импонирует зрителям, большие деньги вложите, и его будут знать и любить. Как создаются хиты – чем чаще крутишь, тем популярней становится.
– Актером становятся или рождаются?
– Научить можно только ремеслу, каким-то техническим приемам. А дальше уже Божья искра в душе твоей. Вот она зажгла посредством тебя зрителей твоих. Вот что важно, Божья искра, талант. А технически, это актеры одной роли. Его пригласили, он играет. У него диапазон на верхушке груди и все. И он в этом диапазоне работает, просто выговаривает слова правильно. А он должен играть из души, откуда-то из живота, головы, это такая смесь, а потом выдавать квинтэссенцию, вот это будет правильно. А просто говорить слова, таких бабочек-однодневок столько расплодилось. Его показали два раза по телеку или три, и это уже признак успеха, повод возноситься, быть распальцованным. Ужасно этого не люблю. Почему я говорил про Аль Пачино, он никогда не считает зазорным повторить с молодым актером, никогда не откажет ему еще в одной репетиции. Я очень люблю репетировать. Потому, что в репетиции ты находишь какие-то нюансы, которые рождаются неожиданно. Вдруг ты занервничал и что-то такое интересное получилось. Я понимаю, что это нужно только мне и режиссеру, зрители в это время будут жевать бутерброд, отвлекаться в туалет, переключать каналы и т.д. Но, чтобы мне было это интересно, я должен этим заниматься. Разбирать роль на маленькие кусочки, чтобы мне не было стыдно за игру. Когда производственный процесс довлеет: скорее, скорее, много сцен, в этой гонке ты не успеваешь, как следует разобрать сцену, потом, когда едешь домой, у тебя есть время подумать, и ты думаешь, Господи, как можно было классно сыграть, а я пропустил момент. Хоть возвращайся и говори, давайте еще раз переснимем – я нашел такую классную вещь! Надо заранее готовиться. Ты должен столько вариантов выдать режиссеру, а давайте так. Помню картину «Секретный фарватер», которая, в общем-то, стала моей визитной карточкой, и ее режиссер Вадим Костроменко всегда меня спрашивал: «Толя, вот сейчас мы играем эту сцену, мы ее прочитали. Я предлагаю сыграть ее так». И рассказывает что он хотел в результате показать. А я уже был к тому времени готов, такой молодой, напористый, после школы-студии МХАТ, и ему говорю: «Предлагаю такой вариант». И частенько он говорил: мне твой вариант нравится больше. Ведь то, что он рассказал мне, я еще не пробовал, а то, что я предложил, я уже прожил. И тут же показывал. И Костроменко понимал, что это более органично получается, естественно. Его задача была в том, чтобы держать все в целом: мозаику красивую собрать из маленьких сцен. А частички мозаики, такие цветные пятнышки, это уже была моя задача, мои краски. У него более сложная задача все аккумулировать в одно целое, что в результате и называется кино.
– Многие актеры берутся за перо и пишут мемуары. Не возникало желание этим заняться?
– Порой возникает мысль. Но пока нет такого желания. Может быть в будущем. Я как-то ехал в одном купе с депутатом государственной Думы Петром Романовым, из фракции КПРФ. Разговорились. Потом возникла пауза. И он говорит: «Тебе надо книгу написать, это будет интересно, ты много поездил, много повидал». Наверное, это еще придет. Но я люблю рыбалку, живопись и свободное время трачу на это. Обожаю рисовать реку, закат, рыбака, пейзажи. Не могу сказать «пишу», я называю это – красить рыбу. С детства любил карандашом рисовать. Нигде не учился, но мне это нравилось. И когда я откажусь от этого безобразия, которое творится сейчас в кино, т.е. от сериалов, кто их вообще разрешает долгоиграющие такие (?), тогда буду только красить картины. Это так увлекательно. Меня запах краски волнует. От этого аж мурашки появляются.
– Неужели Вы не любите сериалы?..
– А вы смотрите сериалы? Нет, и я нет. Хотя там и снимаюсь. Но знаю, что те люди, которые на открытии фестиваля тянули ко мне руки и хотели потрогать, насмотрелись сериалов и им это нравится. Зачем мы будем их ограничивать? Моя мама, ей 83 года, любит сериалы, не путает актеров, держит в голове все сюжеты, говорит: «А что мне еще остается в жизни, не на дискотеку же пойду?». Значит, эта продукция нужна. Будем для них работать. Опять же у меня семья, дети, мне нужно их кормить, воспитывать, давать образование.
– Расскажите о рыбалке…
– О, это тоже из детства. Не так, – взял и начал вдруг ловить рыбу. Причем приучила меня мама своим отношением. Когда я приносил с рыбалки 2 – 3 каких-нибудь маленьких пескарика, она не выбрасывала их кошке, а говорила: «Ой, сынок, сейчас мы сделаем так…», почистит их, выпотрошит, потом, значит, присолит, в муке обваляет, на сковородочку положит и яйцом сверху, и лучком посыплет… Получалось такое вкусненькое, маленькое, ну очень аппетитное блюдо. И то, что ей это доставляло удовольствие, меня подвергало пойти вновь наловить рыбы. Меня это настраивало на рыбалку. Бывало, дедушка рано-рано на мотоцикле с коляской заезжал. Мы с братом садились, он закрывал нас брезентом, и мы летели на рыбалку. Вот, хороший был человек Петр Ильич…
Сейчас я уже маститый рыболов. У меня моторы, лодки шведские, японские, много спиннингов, катушек и других предметов, если все выгребу, можно магазин открыть. Но все время продолжаю покупать и спиннинги, и катушки и др. (смеется).
В прошлом году 25 сентября ездил на Камчатку и пять дней занимался рыбалкой. Потрясающая рыбалка была. Ловили вместе с медведями. На этом берегу мы, а на другом – в 60 метрах – медведица ловит рыбу, медвежата резвятся. Сама наелась, отнесла им. На озере Кронаки. Подплывали как-то к огромному медведю, у него голова где-то 80 см в диаметре, и это только одна голова. Представьте, какой зверюга! С нами был даже автоматчик. Раньше из той местности в день по 10 – 12 тонн икры вывозили разные структуры, потом навели порядок, сейчас туда и Путин и Медведев приезжают. И вот подплыли мы к медведю на расстояние 10 метров. Он по плечи в воде, поэтому резко рвануть на нас не мог, но мы были наготове, моторист держал руку на ручке газа, автоматчик передернул затвор… Вот благодаря своей любви к рыбалке аж до Камчатки добрался.
Интервью вел Анатолий ОВЧАРЕНКО
Наша справка:
Анатолий Котенев, – заслуженный артист Республики Беларусь. Родился в городе Сухуми 25 сентября 1958 года. Через год вся семья переехала в г. Невинномысск Ставропольского края. В 1984 году закончил школу-студию МХАТ. Будучи студентом дебютировал в телефильме Григория Аронова «Неизвестный солдат». Затем снялся в фильме Виталия Дудина «Матрос Железняк». Популярность ему принесла главная роль морского офицера Бориса Шубина в фильме «Секретный фарватер», режиссёра Вадима Костроменко.
Снимался в таких сериалах как: «Ундина», «Слепой», «Лесник» и др. И фильмах: «Побег из Гулага», «Между жизнью и смертью», «Код Апокалипсиса», «Метро» и др.
Источник: Никопольская правда
