– А откуда у Вас вообще взялось желание прийти в кино?
– У меня с детских лет возникла мысль стать кинорежиссером и делать кино. В нашей деревне не было ни электричества, ни радио. Только раз в 2 месяца приезжали показывать кино. Я вычитал в справочнике сельского киномеханика (были такие брошюрки), что кино делают режиссеры, а в основном они работают с артистами. И я поставил себе цель, что сначала надо стать артистом, а потом уже думать о кинорежиссуре. И уже работая в театре, я все время готовился к кинорежиссуре и поступил во ВГИК в мастерскую замечательного педагога Ефима Львовича Дзигана, старшее поколение помнит его фильмы: «Мы из Кронштадта», «Железный поток», «Джамбул». Но так как за стихи получил по башке от КГБ, был запрещен как поэт, то такая же участь постигла меня и в кинорежиссуре. Хотя в 1966 году был самый молодой участник всероссийского семинара поэтов, где познакомился с Беллой Ахмадулиной, великой поэтессой Риммой Казаковой и многими другими поэтами. Когда закончил режиссуру, уже, будучи лауреатом 18-ти международных премий за свои учебные работы, то первую картину ждал три года. Плюс в 28 лет меня призвали в армию, хотя и не имели права, обычно призывали до 27 лет. Прослужил год и полтора месяца, но не жалею, армия многому научила. Три года ждал первой своей постановки, и то по сценарию, который я не хотел снимать. Но выхода не было, уже устал сидеть без работы. Снял фильм «Взрослый сын». Потом еще три года ждал, снял «Салон красоты», потом пять лет ждал, снял «Похождения графа Невзорова» по Алексею Толстому, потом еще через три года снял «Система «Ниппель». И, так получилось, что этот трагифарс в 1990-м году был закончен, а в 91-м произошли августовские события (так называемый путч) в России, и представьте – мой фильм все это предсказал. И самое смешное, мистика какая-то, у меня Анатолий Кузнецов, наш прекрасный Сухов (х/ф «Белое солнце пустыни»), поднимается на танк, он чиновника Бамбука сыграл, и обращается к народу. Через год Ельцин поднимется так же на танк и точно в таком же костюме. Окружение Ельцина посчитало, что это удар по нашей демократии и фильм 8 лет пролежал на полке. Поэтому я разочаровался в пришедшей демократии. Плюнул на все и ушел из режиссуры. Сейчас планирую вернуться, есть сценарий. Но я член правления Союза кинематографистов, секретарь союза, и мне совесть не позволяет брать деньги в Госкино на создание фильмов, потому что столько безработных молодых талантливых режиссеров. И сын мой без работы ходит, тоже закончил кинорежиссуру. В Госкино стесняюсь брать деньги, а у олигархов прошу, но они не дают. Потому что сценарий, который хочу реализовать, против олигархов. Они мне говорят, ну ты Панкратов обнаглел, нас хочешь с дерьмом смешать и у нас же деньги взять. Выжидаю, пока найдется благородный человек и даст деньги.
– Современное кино – это искусство или бизнес?
– В основном бизнес. Я когда смотрю современные сериалы, то вижу: ходят говорящие головы. Актеров берут по дешевке, чтобы сэкономить, начинающих артистов, которые еще профессией не владеют. Они ходят и просто произносят слова. Сердцу спокойно, душа не рвется. Это не произведение искусства. Но есть новые интересные картины. Например, Карена Шахназарова «Белый тигр», очень глубокая философская картина. Он посвятил ее памяти своего отца, который дошел до Берлина. Человек, прошедший войну, всю жизнь будет жить рядом с войной. Как главный герой не может убежать от «тигра» и не может его подбить.
Я очень много ездил по Афганистану, когда была война, по Чечне, даже медали имею, мы с Любовью Соколовой (народная артистка СССР, снималась в х/ф: «Тихий Дон», «Баллада о солдате» «Путешествие будет приятным» и др.) столько объездили госпиталей, и насмотрелись всего… С ребятами Гошей Куценко и Сашей Маршалом до сих пор навещаем госпитали, где лечатся ветераны войн. Помогаем, чем можем. Все живут с войной, война их не покидает до сих пор.
Сейчас у кого деньги, тот и снимает. Молодые ребята приносят очень интересные заявки, а их никто не принимает. А деньги, как правило, дают жулики. И экраны загромождены всевозможными разборками, и мало того, из преступников делают благородных людей. Это кризис колоссальный. Цензуры нет, а есть цензура финансовая.
Помню, снимался у одной дамы, профессора играл в университете. И я обращаюсь к ней: «Голубушка, а какие отношения у моего профессора с этим студентом, с этим…». А она говорит: «Александр Васильевич, вы же опытный актер, придумайте сами». «Простите, а вы где режиссуру заканчивали?». А она говорит, а я журналистка. То есть любовница продюсера, любит кино, хочет снимать, а даже не знает на каком языке разговаривать с кинооператорами.
В Голливуде продюсер, это человек обязательно знающий кинематограф, драматургию, это умные образованные люди. И они, вкладывая деньги в кинематограф, знают, что нужно делать киноискусство. Там продюсер имеет право отстранить режиссера от монтажа, если он видит, что монтируется не так – и «кина не будет, кинщик заболеет». А у нас пришли в продюсерство люди, заинтересованные наворовать. А про кино они мало чего знают. Печально, когда сталкиваешься с такими людьми.
– Но ведь кризис мы переживем?
– Обязательно переживем! Как говорят, ежа не надо пугать одним местом. Народ у нас богатый, и в Украине, и в Белоруссии, и в России. Народ сам потянется к духовности. От народа долго прятали, многое прятали. Почему хлынули на третьесортные американские фильмы толпы зрителей? Потому что запрещалось. А тут вдруг заполонили экраны. Но заполонили, потому что по дешевке скупили фильмы, не шедевры. Коммунистическая власть запрещала смотреть зарубежные фильмы, хотя у себя на дачах смотрели. Когда народ устанет от всего этого, захочет хлеба, а не только зрелищ. Вот тогда и будут появляться настоящие, замечательные фильмы. Главное, духовный кризис победить. Если я до этого не доживу, сын мой доживет или внуки мои. Надо верить в прекрасное. А от прекрасного не избавиться никогда. Рядом со злом всегда будет добро, а с уродством – красота. Всегда так. А красота иногда прячется в уродство. Возьмите Квазимодо (главный герой романа Виктора Гюго «Собор Парижской Богоматери») – уродец, горбун, а носит в себе любовь к Эсмиральде. Надо только быть прозорливым, зорким и уметь это рассмотреть. Но самое главное - вера. Мой покойный духовник всегда говорил: «Вера спасет человека».
– За что была репрессирована Ваша семья, и как Вы вообще выжили?
– Дедушка был офицер царской армии, четыре поколения у меня казаки. Служили в личной охране царей. Дед был штабс-капитаном в Зимнем дворце в Петербурге, отвечал за «золотую лестницу», на которой принимали иностранных послов. В 1927 году всю семью сослали в Сибирь, трех дядек расстреляли, они были царские офицеры. Другие трое отсидели более 20 лет. Дядя Терентий более 27 лет отсидел в сталинских лагерях, на Колыме он сидел с народным артистом СССР Георгием Степановичем Жженовым («Судьба резидента», «Конец «Сатурна», «Экипаж» и др.), который 17 лет провел в сталинских лагерях. Маму только в 1959 году реабилитировали, хотя она всю войну прошла в железнодорожных войсках, была контузия очень сильная. В последние годы она ослепла и почти утратила слух. Очень было больно, когда отмечали 50-летие Победы, она мне звонит, и громко-громко кричит в трубку: «Санька, Санька, ты мне больше денег не присылай, мне как фронтовичке к пенсии 27 рублей прибавили» (по тем временам это гривен 5 на наши, – авт.). Знаете, я плакал. Это страшно, что наш народ пережил, это и россияне и украинцы и особенно белорусы. Но вера спасала. У меня очень верующая была семья, и я верующий человек, и этим горжусь. Храм Христа-Спасителя открывался моими стихами. Симфоническим сводным оркестром дирижировал Владимир Федосеев, сводными хорами – Владимир Минин. А пел Иосиф Кобзон. Ему очень понравилась эта молитва. А Патриарх всея Руси Алексий II утвердил мои стихи молитвой. Я в это время был в Канаде, лекции читал. Кобзон мне звонит и спрашивает, можно я буду исполнять слова, патриархия не возражает. А я говорю, Иосиф Давидович, вы же иудей, а храм-то православный. А он отвечает: а я крещенный. Ну, раз крещенный, давай. И он спел, прекрасно. Люди в храме плакали.
– Фильм «Где находится нофелет?» стал значимым в Вашей жизни. Говорили, что Вас одно время буквально доставали этим словом.
– И достают до сих пор. Мы пробовались на этот фильм с Андреем Мироновым. Вместо Меньшова должен был играть Андрюша. Нас утвердили. Причем мы с Андрюшей пробовались так: сначала я на Турове попробовался, а Андрюша говорит: «Саша, я столько ловеласов сыграл, давай ты будешь играть ловеласа, а я сыграю этого скромнягу». Ну, давай. Мы еще раз попросили режиссера сделать кинопробу… Но через месяц Андрюши не стало… И тогда утвердили Володю Меньшова. Режиссер нам предрекал, что этот фильм будет знаменитый. У нас с ним была конфликтная ситуация, во многом мы с ним не соглашались, конфликтовали во время съемок, режиссер не разрешал нам тексты менять. Автор сценария, армянин Анатолий Эйрамджан, мы читаем с Меншовым его текст и делаем замечание: «Толя, русский человек не может так фразу построить, это явно армянин писал». А он кричит с типичным армянским акцентом: «Саша джан, а ты знаешь, кто русскую грамматику придумал?» Я говорю, неужели армяне? А он отвечает: «Армяне!» И требовал, чтоб слово в слово говорили. Конфликтно снимали, тяжело. Но режиссер напророчил, увидите, выйдет фильм в прокат, и все зрители будут подходить к вам и спрашивать, где находится нофелет. Так и случилось. Фильм мне нравится тем, что это такая народная комедия, для широкого зрителя. Симпатичная картина получилась. Но не сравнить, конечно, с «Мы из джаза», «Зимний вечер в Гаграх», «10 лет без права переписки», «Перед рассветом» «Действуй по обстановке!».
(Окончание следует)
Анатолий ОВЧАРЕНКО
Источник: Никопольская правда
