Полковник Анатолий Ярошенко: «Сапер ошибается два раза: первый – когда женится, второй – когда подрывается».
Ветеран обезвредил более 33 тысяч боеприпасов, остался жив и добился, чтобы Вечные огни в городе горели всегда.
С этим бодрым седовласым и благородным офицером мы познакомились в День освобождения города. В серой шинели, смушковой полковничьей папахе и со слегка подкрученными «по-чапаевски» усами он смотрелся щеголевато и подтянуто. В его сторону бросают любопытные взгляды, многие пожимают руку и поздравляют с годовщиной прихода в Никополь долгожданного мира… «С праздником, батя!». Под граненую рюмашку потекла беседа «на диктофон».
Вот в таких «неформальных» разговорах и узнаешь всегда то, что кормит журналиста: ему не «целостное геройское панно» подавай, а мелкие на первый взгляд, но значимые детали, факты, цифры. Они куда ценнее «трафаретной» патетики.
Анатолия Николаевича Ярошенко в Никополе знают многие. Но больше – по общественной работе в ветеранских и прочих организациях. Знают и его упорный характер. Именно он долго не давал спуску власти, когда в кризисные годы из-за пресловутого «недостатка финансирования» на солдатских мемориалах погасили Вечные огни – нечем было оплачивать горевший днем и ночью газ.
– Меня тогда это возмутило до глубины души. Стал стучаться во все двери, а где-то и ногой открывал. Дошел до Президента! И знаете: подействовало. Борис Фёдорович Величко сказал мне в один распрекрасный день: «А ты, Толя, додавил мэрию. Твой вопрос по огням на сессии горсовета решался!». Вопрос ведь шел о чести. Вечный огонь должен гореть! И не потому, что это чья-то прихоть. Это символ стабильности власти нашего края. И память, с которой нельзя вот так обращаться…
Упорство часто ему помогало в жизни. Да вот хотя бы в поисках своего родного дядьки Луки Ярошенко. В сентябре 1941-го он ушел на фронт, а в 1944-м пришло известие: пропал без вести. Засел недавно Анатолий за компьютер да стал искать следы. И надо же: спустя столько лет нашел! Фамилия была распространенная, а вот Лука Ярошенко был один на всю войну. Выяснилось, что погиб дядька по ту сторону Днепра, и имя его отчеканено на плитах братской могилы в селе Николаевка Великолепетихского района на Херсонщине.
Анатолий Ярошенко родился в небольшом селе Тромбонивка под Кобеляками на Полтавщине. Начал службу в 1-й отдельной Краснознаменной орденов Богдана Хмельницкого и Кутузова гвардейской инженерно-саперной бригаде специального назначения, подчинявшейся напрямую только московскому командованию. Бригада в 1960–1970 годы дислоцировалась в Бранденбурге и входила в состав Группы советских войск в Германии. А азы саперного искусства постигал в Высшем военно-инженерном командном училище им. Харченко в Каменец-Подольском.
– Часто нашу военную специальность сравнивают с профессией хирурга. Но тут есть нюансы! Если ошибается хирург – погибает пациент. А если сапер – погибает сам, а, возможно, и тот, кто рядом. Больной ведь может показать, где болит. А у нас угроза и «болячка» скрыта, невидима…
– А с крылатой фразой «Сапер ошибается один раз» вы согласны?
– Знаете, мы часто шутим по этому поводу. На самом деле сапер ошибается дважды: первый раз – когда женится, второй – когда подрывается.
С женитьбой Анатолий Ярошенко не ошибся. С Валей он вместе давно и надолго. Кстати, когда разговор зашел о семье, выяснилось, что тут – целая череда забавных совпадений. Девичья фамилия жены – Короленко, а стала она Ярошенко. А вот сестра была до замужества Ярошенко, а стала… Короленко. И обе – Валентины. Причем у сестры мужа тоже зовут Анатолием. Чета отмечает дни своего рождения в праздники: Анатолий – 1 мая (родился он в 1941-м), а жена – 1 января (родилась в победном 1945-м).
О чем обычно спрашивают сапера? О памятных случаях из практики. Вот и мой собеседник, порывшись в памяти, привел два примера.
– Как-то раз вызывают меня в Павлоград из Новомосковска: при рытье котлована под будущую больницу нашли целые россыпи боеприпасов: снаряды, гранаты… Выезжаем на место с сержантом, лезем в котлован. Работаю, как и подобает саперу, в стиле археолога: ногтями и перочинным ножичком. И вот у меня в руке оказалась граната, а рукоятка – в земле. Кажется, это была «штильхандгранатен 24», но, возможно, и другая из класса так называемых «колотушек». Чувствую: сейчас взорвется – ударник «клюёт» по взрывателю… Уж не помню, как я ее обезвредил – на какой-то интуиции. Но когда выбрался из котлована и снял взмокшую фуражку, сержант – глаза навыкат: «Командир, глянь на фуражку!». Смотрю, а там половина волос. Вот такого страха натерпелся!
Второй случай был на железной дороге – на 970-м километре между Харьковом и Павлоградом – где-то в 1976 или 1978 году. Тогда ночью в степи пришлось остановить поезд «Москва – Симферополь». Выяснилось, что внимательный обходчик путей обнаружил под рельсом старательно заложенные восемь или девять снарядов. Причем «свежих» – это явно было не пресловутое «эхо войны». Ну, мы подъезжаем на тепловозе к месту, оцепленному милицией и «гражданскими» из органов. Второй час ночи. Начинаем работать. У меня тогда никаких сомнений не было: это была тщательно спланированная диверсия. И если бы не обходчик – прощайте, поезд и десятки жизней.
Работал Ярошенко и на полигоне под Павлоградом, где на оборонном химическом заводе, кроме световых ракет, делали и ракетное топливо, и еще много чего для обороны страны. Там во времена войны и после проводили испытания бомб и снарядов – на мощность, на «кучность». Многие боеприпасы оставались в земле – находил их Ярошенко через каждые 10–15 метров. Сапера ценили – жил он отдельно, «как сыр в масле». Но законное любопытство в отношении новых видов боеприпасов осаждали. Как-то его заинтересовал небольшой с виду черный кругляш, который взрывался, будто «сто кило тротила подорвали». Он: «Что за штука, братцы?». А ему: «Не твое дело!».
Вообще за свою долгую военную жизнь Анатолию Ярошенко пришлось разминировать многие минные поля и залежи боеприпасов времен войны. Его «вотчиной» были Днепропетровская, Полтавская, Харьковская и Донецкая области.
– Мы тогда запросто могли обезвредить 200 с лишним снарядов и считали это обыденным делом – никто тогда об этом и газетах не писал. Это сейчас – чем дальше от войны, тем сенсационнее находки.
Специальных молитв, заклинаний, амулетов и оберегов у сапера Ярошенко не было. И на работу шел без страха, всякий раз с жизнью и родней не прощался. Был уверен в себе и, кстати, подчиненным самостоятельное разминирование и обезвреживание не доверял. Потому, наверное, и смертей у них не было. Правда, на практических занятиях один подорвался – случайно замкнул электроцепь взрывателя. Но – выжил, слава Богу.
На груди у армейского ветерана – сразу две медали «За разминирование». За всю свою жизнь он извлек и обезвредил… около 33 тысяч (!) взрывоопасных предметов. И остался жив. Дослужился до полковника, на печи с домашними пирогами не сидит – все норовит побывать в «гуще событий» и кипении общественной жизни. Да хоть бы историю о «спасении» Вечного огня взять… Об этом можно было бы написать книгу воспоминаний, но…
– Жена все заставляет засесть за «мемуары», но мой характер холерика не в ладах с усидчивостью. Еще много дел, ветеранских забот… Знаете, меня удивляют порой люди помоложе, когда стонут: поскорее бы отучиться, поскорей бы пенсию заработать! А надо бы тормознуть… А то в старости давишь на педаль – а тормоза-то за всю жизнь и поистерлись. Вот что плохо!
Беседовал Эдуард СЛАБКИХ.
Фото Александра Косенко.
Источник: НТМ
