70-летний пенсионер Анатолий Довгий, проживающий на пр. Трубников, принес в «Репортер» письмо, которое читать без слез невозможно:
«После инсульта моя 62-летняя сестра Валентина Ляшенко вот уже четыре года практически прикована к постели. Она живет в собственном доме на Лапинке по ул. Сагайдачного. Первое время сын забрал ее в свою квартиру. У Валентины было много подруг и хороших знакомых, которые, прежде чем навестить больную приятельницу, должны были по телефону согласовывать время прихода к ней с сыном или невесткой. Это было неудобно, и Валентина попросила отвезти ее в собственный дом. Там она приспособилась вставать, сидеть и даже передвигалась, опираясь на диван.
Сын и внучки навещали ее редко, невестку я вообще не видел в гостях у Валентины. Получали ее пенсию, оплачивали коммунальные услуги, иногда привозили продукты. Когда мать работала, она купила сыну квартиру, после смерти мужа отдала машину. Выйдя на пенсию, продолжала работать и помогала семье сына, делала подарки внучкам. А теперь сын закрывает мать на ключ и на несколько дней уходит. А ей же нужны досмотр, лечение, горячее свежее питание… Она приспособилась общаться с подружками и соседями. С помощью палочки передавала им ключ в форточку, они открывали дверь и заходили к ней в гости. Благодаря им она не чувствовала себя одинокой и беспомощной. То принесут свежий супчик, то угостят еще чем-нибудь вкусненьким.
Я 14 лет ухаживаю за парализованной женой, которая не может передвигаться без посторонней помощи. Все эти годы стираю, готовлю, обрабатываю дачу, консервирую. Знаю, как нелегко угодить больному человеку, нервная система которого дает сбои. Но жена выжила и находится в нормальных условиях. Я не оставляю ее одну надолго. Часто навещать сестру у меня нет возможности. А когда прихожу к ней, лезу во двор через забор, потому что калитка находится на запоре.
Не раз я укорял сына Валентины и внучек за бессердечное отношение к маме и бабушке. Сестра просила сына оформить ей инвалидность и провести телефон, но он отказывался, ссылаясь на занятость, а сиделку нанять у него, видите ли, денег не было.
И вот в мае, якобы для присмотра за больной, в дом Валентины поселилась ее старшая 20-летняя внучка с сожителем. Они перевели бабушку в маленькую времяночку на старый диван, который подперли стульями, чтобы она не упала с него. Стулья мешали самостоятельно вставать, и Валентина лежала на клеенке в мокрой постели. Ее нужно было постоянно переворачивать, подмывать, обрабатывать образующиеся пролежни. Они делали это нерегулярно. Соседи тоже лишились возможности приносить ей еду. Сестра таяла на глазах. Но муки переносила молча. Я советовал ей продать дом или завещать людям, которые обеспечат ей надлежащий уход. Но она молчала, смиренно ждала конца. Последнее время даже вставать отказывалась. Как будто приближала свою кончину, чтобы не быть обузой близким.
И вот настал час, когда Валентина перестала кушать, организм даже воду не принимает. Я и соседи предполагаем, что это от истощения. Что делать? Как повлиять на сына? Я не в силах смотреть, как по живому человеку ползают черви. Соседка Татьяна их тряпкой с постели сметала. Мы с ней обработали раны мазью «Спасатель».
Я решила сходить к несчастной женщине. Попросила Анатолия Петровича сопровождать меня. Он согласился. Но вскоре позвонил:
– Мне только что сообщили, что Валентина скончалась.
Я решила не отменять свой визит.
Гроб с телом покойной стоял во дворе. На глазах мертвой женщины лежали пятачки. Так делают, если у покойника не закрываются глаза. В минуту кончины рядом с Валентиной никого не было, и глаза умершей за¬крыть было некому. Страшно подумать, как умирала эта женщина, лежа на мокрой, вонючей постели и чувствуя в своих ранах шевелящихся червей! Ужас!…
Сосед Александр скорбил:
– Мы же с Валентиной выросли здесь, дружили. Когда она заболела, мы ходили к ней в гости через калитку в заборе. Но я упал с дерева и теперь передвигаюсь на костылях. И когда сын заколотил калитку, я уже не мог перелазить через забор. Да и через бурьяны, бурно разросшиеся на ее дворе, мне уже не пробраться. Они специально угробили Валентину, не могли дождаться, когда завладеют домом. Когда-то в ее огороде созревали овощи и цвели цветы. Она одаривала близких запасами из подвала. Да и меня в трудные минуты выручала. Была доброй и приветливой. И в кого сын такой бессердечный!?
– Не думала я, что у гроба покойной не будет ни одного живого цветочка, – вздохнула у гроба Екатерина Макаровна. – Мы с Валентиной вместе в Одессу ездили за товаром, подружились. Она всегда была готова помочь, внучкам из каждой поездки что-то привозила. А как гостей хлебосольно встречала! Когда я пришла в гости к ней, лежачей, то обнаружила, что она измучилась от жажды – ей давно никто не давал пить. Я ее напоила, творожком накормила. Оставила запас продуктов, обработала пролежни. Отругала внучку за то, что за бабушкой не ухаживает, доску с калитки оторвала, чтобы от соседей во двор подруги могли зайти.
Сын (кстати, капитан милиции) хлопотал неподалеку. Он согласился побеседовать со мной наедине. И когда такая минутка появилась, то пояснил, что соседи многого не знают. Мол, ухаживали они за матерью нормально, а пролежни образовались от того, что она отказывалась вставать с постели. За вещи, которые мать дарила, они отдавали ей деньги. А запирали ее потому, что люди могли бы все из дома вынести. Сиделок пробовали нанимать, но они не выдерживали, больше двух дней с ней никто не мог находиться. Отношения с матерью были действительно напряженными, якобы она только на людях проявляла заботу о его семье. Он с дочерьми совершенно по-другому общается и не боится, что в старости останется без внимания детей.
– Почему же тогда до червей-то довели? – вмешался подошедший Анатолий Петрович.
Но негоже было траурную церемонию превращать в перебранку. Пусть смерть этой несчастной женщины останется на совести ее близких людей. А нам есть повод задуматься, будет ли кому закрыть глаза в смертный час. Наверняка пятаки на глазах покойной Валентины прикрыли укор в ее за¬стывшем взгляде…
Наталья ЛИТОВЧЕНКО,
«Репортер»
