Эдуарду Гречухе сейчас 53 года, а на момент Чернобыльской аварии был 21. Он никопольчанин, который, как и две тысячи других парней из нашего города был отправлен в Припять. Из них в живых на сегодня осталось лишь 400…
Свою историю Эдуард рассказал столичным «Фактам». В ней много жутких подробностей, которые переносят нас в то страшное время и помогают представить, как все это было.
В армии я служил пожарным, - вспоминает никопольчанин. - В 1985 году демобилизовался. 27 апреля 1986 произошел взрыв на Чернобыльской АЭС, а в августе меня призвали туда от военкомата. Вызвали среди ночи. На автобусе отвезли в Кривой Рог, а оттуда посадили на военный самолет до Белой Церкви. Там выдали спецодежду и отправили в Чернобыль.
Я сразу знал куда еду и насколько это опасно. Но в те годы было так – если вам приказали, нельзя отказаться. В противном случае – тюрьма.
Всего с Никополя (Днепропетровская область) было около 2000 ликвидаторов, из них в живых осталось около 400.
Нам выдали форму, две пластины свинца, и резиновый плащ поверх этого. Вся техника, которой мы пользовались, была еще с 60-х годов. Машинам, одежде, оборудованию было по двадцать с лишним лет. Все это лежало на НЗ-складах.
Нас привезли в поле, дали палатки и оставили там. Жили мы в двадцатикилометровой зоне между Чернобылем и Припятью. Каждый день мы были заняты, не сидели сложа руки. В единственный выходной, в воскресенье, обустраивались – строили бани, столовую, ставили палатки.
Дезактивация зоны
В Припять мы зашли одни из первых. Занимались дезактивацией (удаление радиоактивных веществ с объектов, а также уничтожение и захоронение того, что очистить не удалось, – Ред.) зараженной территории – вывозили оттуда землю, мыли дома. Работали день через день, чтобы не облучиться. День на станции ликвидировали отходы, день – на пункте по спец обработке машин (ПуСО).
На станции мы убирали крышу соседнего реактора. Сбрасывали графит, который остался там после взрыва. Нашей задачей было лишь сгребать отходы в одну кучу, а сбрасывал это все робот. На крыше было 180-200 рентген, поэтому работали слаженно – забирались на 25 метровый крышу по лестнице, бросали 10 лопат и быструю спускались обратно.
Уклоняться от работы или наоборот перерабатывать было запрещено. Наверху стояли камеры. Главные наблюдали, как мы работаем. Кстати, до нас ликвидаторы работали не по времени, поэтому и облучались. Нас уже начали запускать на крышу на ограниченное количество времени.
Передвигались мы строго по фишкам, которые были разложены на земле. Ничего же не было ограждено. Если идешь по указателям, то там 180 рентген, а если отошел на три метра – там уже 250.
При мне погибли два человека – захотели посмотреть на четвертый реактор. Подошли к нему вплотную, а там 6000 рентген, там и потеряли сознание.
Был случай, когда кабель загорелся на третьем реакторе и нас вызвали его тушить. Уже думали, что может и третий реактор взорвется. Но все обошлось, потушили своими силами. При нас разбился вертолет –лопастями зацепился за провода. Они тогда низко летали.
На ПуСО мы мыли технику, измеряли количество рентген. В основном это были те машины, которые подливали под четвертый реактор бетон, чтобы он не упал. Если дозиметр показывал более 25 рентген – то эту машину отправляли на кладбище военной техники, там ее заворачивали в целлофан и закапывали в землю. Ведь стронций распадается 100-120 лет, другие элементы нейтрализуется 50 лет. Мыли технику не простой водой, а добавляли специальный моющий порошок.
Много людей погибло, потому что аварии таких масштабов еще никогда не было, и никто не знал, как с этим бороться. Это была первая в мире подобная ситуация.
Уже потом нам начали давать дозиметры и специальное оборудование, к нам даже приезжал кандидат медицинских наук – читал лекцию о радиации. В случае войны допустимая норма для человека – 50 рентген, и то у него начинается лучевая болезнь.
Мародеров не было…
Когда мы приехали в Припять – она уже была пуста. Одежда и вещи, которые оставили люди, просто лежали на местах. Но мародеров в нашей части не было. КГБ нас сразу предупредили – если будет мародерство – в тюрьму.
Если были попытки что-то забрать – эти люди сразу исчезали, их вывозили. Куда именно и что с ними делали – нам не говорили.
Когда были попытки забрать вещи, а это, в основном, техника – колонки, магнитофоны, усилители, – это дело сразу пресекалось.
О выплатах и льготах
Деньги нам заплатили по приезду на базу – около 1500 рублей. Это не много и не мало. Платили 140 рублей в месяц командировочных. К тому же, когда вернулся домой и принес справку, предприятие выплачивало столько, сколько выездов было на станцию.
Я ликвидатор Чернобыльской аварии. На пенсию ушел в 50 лет – это моя льгота. Дали минималку, хотя обещали дать четыре минимальных оклада.
Еще у меня 50% льгот на коммунальные услуги и бесплатный проезд в общественном транспорте. Раньше давали бесплатные путевки на отдых. Я тогда с сыном и в Моршин ездил, и в Трускавец. Потом это прекратили.
После Чернобыля я проходил полное медицинское обследование. Затем ежегодно профосмотр. О психологах и речи не могло идти. Даже понятия такого не было. Нашим психическим здоровьем никто не занимался.
Источник https://nikopolnews.net
