На Никопольщине проживают четыре ныне здравствующих Почетных гражданина Никопольского района: Николай ПИСЬМЕННЫЙ, долгое время руководивший районом, а ныне возглавляющий ЧП «Агрофирма «Славутич»; Юрий ТИХОНОВ, депутат Верховной Рады второго созыва и до прошлой осени директор ЗАО «Птицекомбинат «Днепровский»; Сергей КОЖАРСКИЙ, работавший вторым секретарем райкома партии и председателем райисполкома, и Михаил ЛЯШЕНКО, в течение 35 лет возглавлявший в двух районах области четыре колхоза. С Михаилом Егоровичем и беседует корреспондент «Репортера».
– Как при советской власти можно было попасть в руководители хозяйства? Вы хотели быстрее построить коммунизм, и вас заметили?
– Да куда там! Жили так, как складывалась жизнь. Человек ведь не выбирает эпоху, страну, социальное положение… Надо было выживать, исходя из того, что дадено судьбой. А стремление выкарабкаться, трудности ковали характер. Родился в крестьянской семье на Херсонщине. Наши предки сюда переехали во время заселения в ХVIII-XIX веках в южноукраинские степи. Судя по тому, что фамилия по материнской линии была Литвин, наверное, они приехали из Литвы. В Никополь родители переехали в 1936 г., поселились на 3-м участке. Отец пошел работать на трубный завод, на печь. До войны я успел окончить четыре класса, при немцах – пятый. Во время оккупации мы оказались в бывшем немецком с. Орлово, это на севере района. Местные немцы ушли с отступающими войсками вермахта, а мы заняли покинутые ими дома.
По окончании Каховского сельскохозяйственного техникума работал в своем селе агрономом. В армии довелось служить в побежденной Германии. Был в авиадивизии фотогранометристом-дешифровщиком. Это когда истребители выполняли учебные задания по нанесению ударов по наземным или воздушным целям, вместо боевого оружия применялся фотокинопулемет. Летчики учились обстреливать макеты на земле или воздушные конусы – макеты, которые тянули на тросах другие самолеты. Выходя на цель, они нажимали на гашетку, и срабатывала фото- или кинокамера. В дивизии была фотолаборатория для проявления пленок. Снимки передавали мне. По тригонометрическим формулам я рассчитывал, под каким углом самолет выходил на цель, попал ли в нее и выставлял на пленках оценки: красным – пятерку, синим – четверку, зеленым – тройку, желтым – двойку. Эти пленки вывешивались при разборе полетов.
В конце моей службы объявили экзамены на получение офицерского чина, то во всей дивизии сержантов с образованием нашлось только шестеро, в том числе и я: у меня было среднеспециальное образование – значительное по тем временам. Мы сдали экстерном экзамены, получили звания младших лейтенантов и в 1956 г. на полгода раньше срока были отправлены в запас.
– А в чем смысл? Неужели через десять лет после войны в армии не хватало офицеров?
– Тогда мы видели своим главным врагом Америку. Хотелось быстрее догнать и перегнать ее. Или, как сейчас говорят, СССР стремился к мировому господству.
– И, тем не менее, вы почему-то не остались в армии.
– К родной землице тянуло. Пришел в Никопольский райком комсомола, чтобы встать на учет (я был заместителем секретаря полковой комсомольской организации), а мне там неожиданно предложили отправиться на целину. Были такие партийно-комсомолськие призывы раньше: «Молодежь – на Днепрогэс!», «Построим город молодежи на Амуре!», «Освоим целинные и залежные земли!». Начали распахивать казахстанские степи, чтобы выращивать больше пшеницы. Но я уже так не хотел покидать Украину!.. На работу устроился уже без комсомола, нашлось место в Никопольской машинно-тракторной станции, которая располагалась возле вокзала. Работал сначала участковым агрономом, затем меня направили в Червоногригоровку заместителем председателя колхоза.
КАК КУКУРУЗА ИЗ ЧЕРВНО-ГРИГОРОВКИ МИНИСТРА СПАСЛА
– В Червоногригоровке в конце 50-х годов было три хозяйства – совхоз «Червоні лани» и колхозы «П’ятирічка» и им. Буденного. Их объединили в единое хозяйство «Украина». Возглавлять его поставили Антона Трясака, до этого работавшего инструктором обкома партии. Он меня понимал, прислушивался и советовался. Однако многие колхозники были недовольны объединением.
– Надо продумать систему так, – предложил я, – чтобы на трудодни у нас получилось больше, чем люди зарабатывали в любом из трех предыдущих хозяйств. Иначе постоянно будут споры, недовольство. Только так можно укрепить колхоз.
Мне и поставили задачу провести реорганизацию хозяйства, чтобы сделать его прибыльным. Я дважды ездил на Херсонщину к дважды Герою Соцтруда, гремевшему тогда по всей Украине, председателю колхоза Макару Посмитному, чтобы разо¬браться, на чем он разбогател. Оказывается, на вине. Оттуда я привез сеточный винный пресс на полторы тонны за¬кладки, и, кроме консервирования фруктов, мы стали изготавливать яблочное вино. В первый же год винный бизнес принес прибыль. Колхоз вы¬платил хорошую зарплату на трудодни, люди остались довольны, хозяйство начало развиваться.
– В ту пору страной руководил Никита Хрущев. Целина ведь его идея. А особенно он прославился после поездки к американским фермерам своим желанием все поля страны засадить кукурузой. Вас тоже заставляли сажать царицу полей?
– А как же! Техники не было, в землю семена втыкали «сажалками». Когда Хрущев посещал Америку, он распорядился закупить кукурузу «Пионер-160». В Одесский порт она пришла в мешках – протравленная, прокалиброванная, одна в одну, как кон¬ский зуб. Раздали ее по хозяйствам Южной Украины. Несколько мешков досталось и колхозу «Украина». Мы посеяли ее не в севообороте, а на распаханном выпасе.
Кукуруза вымахала почти в три метра, на каждой – по два початка на одинаковых уровнях, чтобы можно было убирать их механически. Тогда министром сельского хозяйства был Марк Спивак. И вдруг из Москвы поступает команда: немедленно перепахать все плантации кукурузы – в ней якобы нашли какой-то вирус. И все колхозы скосили кукурузу на корм… А мы с председателем решили не трогать плантацию, благо она не была вписана в севооборот, никто из районного руководства о ней не знал.
Прошло пару месяцев, и Хрущев поинтересовался у Спивака, как прижилась на украинских полях американская кукуруза. И тот бросился искать, у кого она сохранилась. Дозвонились и до нас. Мы прикинули: уж не провокация ли это? Сначала приказали перепахать, а теперь выспрашивают, осталась ли. Но решили сознаться. На следующий же день на «ЗИМе» (были такие важные автомобили) в Червоногригоровку приехал сам Спивак:
– Где агроном?.. Садись в машину, показывай дорогу…
Поехали на Пугачи, что за Пятаковой Балкой, где было наше поле. Кукуруза стоит стройная, красивая. Невысокий на рост министр как забежал, так и затерялся в ней. Бегает в кукурузе, целует початки и приговаривает:
– Это мое спасение!
Вместе с шофером наломали полный багажник кукурузы.
Теперь, – говорит министр, – я должен вас отблагодарить.
А шофер в посадке под деревьями уже разостлал брезент, выставил водку, выложил жареных перепелок, баночки с красной икрой, колбасу.
Ну, разумеется, кроме этого министр отблагодарил и колхоз, выделив дефицитную сельхозтехнику.
«ПО ПЕРЕВОДУ В ЭКОНОМИЧЕСКИ СЛАБОЕ ХОЗЯЙСТВО»
– В 1960 г. меня направили председателем отстающего колхоза «Заря коммунизма» в Перещепинский район (на северной границе Днепропетровской области). Я принял его, когда мне был 31 год. От колхоза до ближайшей дороги с твердым покрытием и железнодорожной станции – 20 км, до райцентра – 40 км. На посту председателя сменил Михаила Богуцкого, бывшего майора, батальон которого участвовал в пленении гитлеровского фельдмаршала Фридриха Паулюса в Сталинграде. Я попросил райком оставить Богуцкого моим заместителем.
– Отчего так? – поинтересовались у меня.
– Потому что он русский, – откровенно ответил я. – Знаю я хохлов, сам такой, с ними работать очень сложно, они себе на уме. А русские – люди прямые. Поэтому два украинца в руководстве будут перебором.
У меня с Михаилом Нефедовичем была договоренность, что он самостоятельно принимает какое-то решение, но обязательно ставит меня в известность. А уже я утверждал или отменял его. Точно так же построил работу и со специалистами хозяйства: каждому давалась полная свобода принимать решения и проявлять инициативу.
Там я проработал два года, а затем меня перевели в Перещепино председателем колхоза «40 лет Октября» – тоже отстающего хозяйства. В моей трудовой книжке дважды так и записано: «По переводу в экономически слабое хозяйство». Там проработал семь лет, заочно окончил Днепропетровский сельскохозяйственный институт. И все это время рвался назад на Никопольщину.
У ТИХОНОВА ЗА ЧЕРЕШНЮ ПОЛУЧИЛ ДВЕ МАШИНЫ И МАКУХУ
– И в 1969 г. меня вернули в Никопольский район – в колхоз им. Орджоникидзе (села Дмитровка, Борисовка и Привольное). В нем было 12 тыс. га пахотной земли и замечательный сад.
– Два года назад я был в тех местах, за Червоногригоровкой. Красоты там необыкновенные, но сада нет – лишь приствольные круги остались, напоминающие лунный ландшафт.
– Это на самом берегу Днепра, на Острове, – так до сих пор называется то селение с садом на высоком холме. А закладывал его известный на Никопольщине садовод Иван Кириченко, перед этим ездивший изучать опыт в Германию. Он и первые коммунары (до колхозов были коммуны) похоронены в этом саду. Я еще застал живым Кириченко, это был высокий, усатый, спокойный мужчина, но с жесткими, сказал бы, даже диктаторскими замашками. При нем садоводы даже получали медали на выставках в Париже. На Острове был и музей с фотографиями коммунаров-колхозников, крупных красивых яблок, груш, черешен…
Увы, действительно, в 90-е годы сад умер. С него же надо было не только брать, но и вкладывать. Когда же приватизируют и только гребут, то никакая земля не выдержит. А у нас в Украине всё гребут и гребут, и до конца еще не дошли.
– Рассказывают, что этот сад посещали многие известные люди.
– Мне запомнилась встреча с Николаем Тихоновым. Когда в 50-х годах он был директором ЮТЗ, то очень любил отдыхать в саду, особенно когда тот цвел весной. Позднее, став заместителем председателя Совета Министров СССР, он являлся депутатом Верховного Совета по нашему избирательному округу. В 70-е годы, приехав перед выборами в Никополь, Тихонов поинтересовался, сохранился ли колхоз им. Орджоникидзе, и пожелал, чтобы председатель встретил его, когда он заедет перед отъездом на Марганецкий ГОК. Я встречал его на въезде в сад. Подъехали несколько черных автомобилей. Вышел Тихонов, подошел ко мне.
– Заехал, чтобы познакомиться, – сказал он и пообещал: – Мы с вами еще встретимся.
В тот день моросил дождик, и поэтому банкет в честь отъезда с Никопольщины высокого гостя организовали не в саду, а в гостиничном ресторане в Марганце. Сюда съехались партийные и советские руководители из окрестных городов и района. Как и обещал Тихонов, пригласили и меня. Он сидел во главе стола, а мне досталось место на краю.
– Вот видишь, Михаил Егорович, – обратился ко мне Тихонов, – если бы ты принимал меня в саду, то сидел бы по правую руку от меня.
Стали по ранжиру провозглашать тосты. Дошла очередь и до меня. Я сказал пару слов и обратился к Тихонову:
– Примите от нашего хозяйства дары природы.
При этих словах две девушки в украинских костюмах внесли в зал большую корзину черешни с торчащими в ней двумя бутылками шампанского и коньяка.
– За последние годы мы разбогатели, – пояснил я, – а потому можем преподнести не только дары природы, но и продукцию рук человече¬ских.
Тихонов уж и не знал, куда смотреть: на черешню или на девчат. Растрогался, сразу позвал своего шофера и отправил его с черешней в Днепропетровский аэропорт. Пока мы сидели за столом, шофер успел смотаться туда и назад, а черешню самолетом отправили в Москву, к Тихонову домой.
Когда прощались, Николай Александрович похлопал меня по плечу:
– Ну, проси что-нибудь.
– Да как-то неудобно просить.… У меня и с транспортом сложно, и с дойным стадом проблемы. Мне бы макухи для коров...
Тихонов засмеялся, и я получил для хозяйства две грузовые машины и вагон макухи – отжимки хлопчатника из Узбекистана. Выгодный бартер получился за корзину черешни.
«КОЛОС», ВАТЧЕНКО И «ЦУЛЬКА»
– В колхозе им. Орджоникидзе имелся свой консервно-винный завод на две разливочные линии (мощность 3,5 тыс. тонн вина в год). В начале 80-х годов хозяйство получало более 2 млн. руб. чистой прибыли. Для сравнения, весь район – 18 млн. руб. Тогда через колхоз финансировалась и футбольная команда «Колос».
– Как это происходило?
– Начиналось с паевого финансирования всеми хозяйствами района, но затем решили перевести все финансы на нас. Хозяйства сдавали нам продукцию, мы перерабатывали ее, вино и консервированные овощи и фрукты продавали и часть вырученного, с согласия колхозов, перечисляли на «Колос». Произведенные вино и консервы направлялись в основном в Кировскую область России. Все было строго документировано.
Когда «Колос» занял третье место в первой лиге, в дело вмешалась большая политика. Первый секретарь обкома Алексей Ватченко поинтересовался, кто финансирует нашу футбольную команду. Ему доложили, что колхоз им. Орджоникидзе, председатель Ляшенко.
– Это тот, что был в Перещепино? – спросил Ващенко.
– Совершенно верно.
– Уг-гу… А ну, сделайте ему проверку.
– Извините, что перебиваю. А что у вас было в Перещепино?
– Когда я там работал, через Перещепино из Крыма в Киев проезжал секретарь ЦК КПУ Василий Комяхов. А у меня в хозяйстве было 15 га старой дубравы и пляжик над рекой Орель, где часто останавливались руководящие товарищи. Встречать Комяхова приехали первые секретари и председатели исполкомов Днепропетровской (в том числе Ващенко) и двух соседних – Полтавской и Харьковской областей, Перещепинского и двух соседних районов, всего 12 человек. С Комяховым и мною – 14.
На обед, как правило, уходило 45 минут. Но в тот раз мы сидели за столом 4 часа 20 минут, даже пели «Рідна мати моя…».
Выпили 13 бутылок водки. Вижу, что не хватает. Пока гости пошли купаться, сел в машину и хотел съездить в магазин, но охрана из КГБ никого не выпускала и не впускала. Пошел к девчатам на кухню, говорю им: так и так, «Столичная» закончилась. Отвечают, что у них есть «Московская». Перелили ее в три бутылки «Столичной» и выставили на стол. И эту выпили!
Тогда Комяхов говорит:
– Когда я был в Польше, то первый секретарь Польской объединенной рабочей партии Владислав Гомулка преподнес мне «на коня» бутылку водки, «Цулька» называется. Она у меня в машине.
Послал охранника, тот принес «Цульку». Хорошая водка, 45-градусная. И ее выпили!
Вот эту-то встречу Ватченко и вспомнил, когда ему доложили о «Колосе».
– И что же, приехала проверка?
– Прислали мне из Днепропетровска ревизора – хромого, на костылях. Месяц он проводил ревизию. Я к тому времени уже из колхоза им. Орджоникидзе перешел в спецколхоз «Приднепровский» (с. Привольное), и он меня проверял по старому месту работы. Сколько я его на застолья ни приглашал – он ни в какую!
К концу ревизии подготовил толстую, в 15 см папку документов, да еще в трех экземплярах. Для согласования результатов пригласил ко мне в кабинет 18 специалистов из колхоза им. Орджоникидзе.
Ревизор был в приподнятом настроении, представляя мне том ревизии. Я посмотрел: на итоговом акте стоят 18 подписей, осталось вверху подписаться мне.
– Хлопцы, вы согласны с актом? – спрашиваю специалистов.
Все кивают головами.
– Значит так, – обращаюсь уже к ревизору. – Если есть нарушения или злоупотребления у них, значит, привлекут к ответственности и меня как руководителя. Но я в каждом из них уверен как в себе. И потому подписываю акт, не читая материалы проверки, – и поставил свою подпись.
Ревизор стал протестовать, но я отпустил всех специалистов.
Был уже вечер, когда ревизор вернулся в областной центр. Там его ожидали работники ОБХСС. Сразу взяли папки на изучение, а наутро вынесли вердикт: в работе председателя колхоза нарушений нет.
Самое смешное, что через год этот же ревизор приезжал проверять меня уже в спецколхоз «Приднепровский». За две недели даже не заглянул в документы. Только пил и ел. Был очень доволен, что его направили ко мне.
– Я, – говорит, – хоть отдохну у вас от бумаг. Знаю, что у вас все в порядке, комар носа не подточит.
ОТ ОСТАПЧЕНКО Я ПОЛУЧИЛ 13 ВЫГОВОРОВ
– А что представлял собой спецколхоз «Приднепровский»?
– В 70-е годы много строилось и много создавалось. По инициативе первого секретаря райкома партии Владимира Остапченко было решено организовать сеть консервных заводов. Мне в 1975 г. и поручили эту работу, для чего был создан спецколхоз «Приднепровский». Когда я пришел туда, то принял одну машину-полуторку, а когда в 1995 г. уходил, то оставил два консервных завода – Червоногригоровский и Менжинский и консервно-винный Орджоникидзевский, да еще 74 автомобиля.
– Расскажите о Владимире Остапченко. Он возглавлял район с 1965 по 1987 г. и стал единственным нашим районным руководителем, получившим золотую звезду Героя Социалистического Труда.
– Первый секретарь райкома Анатолий Щедро тоже был Героем Соцтруда, но он получил это звание в Новомосковском районе. В Никопольский район я вернулся при первом секретаре райкома Федоре Билляминове. Через несколько лет его сменил Остапченко. Мы в колхозе им. Орджоникидзе тогда никак не могли вывести туберкулез в молочном стаде. За этот туберкулез я получил от Остапченко 13 выговоров по партийной линии. Тогда в районе применялось новшество – звеньевая система выпаса коров, она предполагала передвижение животных группами. А где же, как ни в таком передвижении передается туберкулез? Я был против этой системы, но Остапченко уж очень любил новшества, ни в какую не разрешал отказаться от нее. Пришлось в других районах закупать по 150-200 телят, постепенно меняя стадо. Но я перешел в спецколхоз «Приднепровский», полностью обновив стадо, покончив с туберкулезом.
Мне довелось работать с двумя первыми секретарями райкома и семью руководителями исполнительной власти. Остапченко был прогрессивным, знающим, трудолюбивым руководителем и очень порядочным человеком. Он свою звезду Героя заработал честно.
Хотя и его один раз чуть не сняли с работы. Это было в начале 80-х, во времена Юрия Андропова. По району на трех «Волгах» ездила бригада из обкома партии во главе с Билляминовым. Проверяющие встречались с руководителями хозяйств, парторгами, выспрашивали о стиле работы Остапченко.
– Ну, тогда модно было снимать руководителей. Это было связано с «Колосом»?
– Нет, «Колос» ему припомнят позднее. Но и тогда судьба Остапченко висела на волоске. Однако пронесло. Остапченко сменял Билляминова на посту первого секретаря сначала Томаковского, а затем Никопольского райкомов, и у него дела сразу шли лучше. Отсюда и ревность к нему. Знаю о таком человеческом качестве и по своему опыту: те председатели колхозов, которых я сменял, со мною уже и разговаривать не желали, особенно хохлы. Вот почему к руководителям-украинцам я относился с опаской.
Остапченко мудро подбирал кадры, был большим любителем новшеств. При нем была построена птицефабрика, началось выращивание телят, создан «Плодовинпром». Он работал вместе с Владимиром Кожарским, белорусом по национальности (тот был сначала вторым секретарем райкома, а затем председателем исполкома). Они друг друга хорошо понимали.
– Вы были знакомы с тренерами «Колоса» Емцем и Жиздиком?
– А как же. Видите, на мне добротный черный финский кожух? Его мне подарил еще Емец. Эти люди были трудоголиками, фанатами своего дела. Геннадий Жиздик являлся хозяйственником, имел большой организаторский опыт. О нем говорили: хоть и одна рука (вторую он потерял на войне), но и ею выгребет для дела все, что есть в чужом кармане. А Владимир Емец был мудрым человеком, очень любил читать, особенно исторические книги. С ним интересно было беседовать. И к тому же он отличался высокой порядочностью. Я бы сказал так: Емец – футбольный аналитик и практик, Жиздик – футбольный хозяйственник. У них не было разделения на старшего и младшего.
Я не до конца понял, что послужило причиной их раздора, из-за чего они расстались. Но Емец и Жиздик могли работать только в паре, они были единым целым, понимали друг друга с полуслова, что случается очень редко. И расставшись, оба очень быстро ушли из жизни.
– Вы помните многих известных руководителей хозяйств. Что можете сказать о них?
– Дольше всех проработали председателями колхозов Михаил Галайда и я. Даже Владимир Пахомовский меньше. Из нынешних руководителей ветераном является Андрей Помазанский, но и у него председательского стажа меньше, чем у меня. Он из Западной Украины и стиль у него, как у западноукраинского газды (хозяина): всё и всех крепко держит в руках.
– С кем из сильных мира сего вам доводилось встречаться?
– В Перещепино встречал Владимира Щербицкого. Все было скромно, без руководителей областей. Он пообедал за 45 минут. Человек спокойный, рассудительный, его было интересно слушать. В колхозе им. Орджоникидзе встречал маршала Советского Союза Василия Чуйкова и главного маршала авиации Александра Судца. Они ночевали прямо в саду: мы поставили им под скирдой сена палатку, вы¬ставили поодаль сторожа.
– В 1995 г. вы вышли на пенсию. Какие были ощущения?
– Мучительные. Не знал, куда себя деть, для меня это было наказанием. Я привык вставать в пять утра, а на пенсии проснешься, походишь, снова ложишься. В новый ритм жизни втягивался несколько лет.
Оглядываясь на свою жизнь, могу сказать, что прожил ее не напрасно, многого сумел достичь. Ни родители, ни мои братья и сестра не смогли получить даже среднего образования, я же получил высшее, много лет занимался интересной работой, встречался с интересными людьми. Счастлив и в семейной жизни. Дочь заведует поликлиникой горбольницы № 4, внук работает в КБ «Антонов» в Киеве, а внучка – в лаборатории определения качества продуктов Госстандарта. Жизнь состоялась…
Эдуард ФАТЕЕВ, «Репортер»
