Я познакомился с этим оптимистичным мужчиной, когда он влетел в редакцию после посещения… стоматолога. Влетел – и с порога зачитал восторженные стихи в честь зубных дел мастера. Стихи, сочиненные прямо в зубоврачебном кресле.
– Вы кто и откуда?
– Я из Алексеевки. Николай Лемешко, пенсионер, скромный возделыватель земли и взращиватель помидоров, – отрекомендовался мужчина. – А стихи слагаю для отдохновения, не считая себя профессионалом. Пишу их сразу набело, повторно к ним никогда не возвращаюсь.
– Вы занимаетесь балаганами?
– Конечно… (Сказано это было вкрадчиво, с придыханием и театральным разведением рук).
– И с того живете?
– Можно сказать, что так. Балаганы – это адский труд, с которым не всякий может справиться. Но этот же труд, кроме денег, приносит и несравненное удовлетворение. Кроме того, у меня есть еще и свиноферма – 11 хрюшек. О ней я сложил стихотворение. Как и об экономиче¬ском кризисе 90-х годов:
Износилась моя одежда,
Но в народе такая есть фраза:
«Умирает последней надежда».
Я кормлю свиней по три раза.
Я кормлю и смотрю на весы:
Вот за хряком свиньи забились.
Скоро сдам и куплю трусы –¬
Ведь мои совсем износились.
И хожу я в рваном носке,
Ем картошку с водой и хлебом.
А жена торгует в Москве,
Там, на рынке, с дождями, под
небом…
– Откуда вы взялись, такой поэтический? И помидоры выращиваете, и свиней, и стихи слагаете.
– Я родом из Сибири, родился в Новосибирской области. В молодости где только не работал. Начинал с токаря, потом довелось работать строителем, грузчиком, трактористом, подрабатывал в захолустном ресторане саксофонистом. Много чего повидал. С Высоцким пил в Новосибирске, с Шуфутинским – в Магадане. И об этом у меня есть стихи, написанные к своему 60-летию.
Мне Магадан доныне снится.
Как раз в ту пору я успел
В тот ресторан прийти
напиться,
Где Шуфутинский песни пел.
Я Магадан и Колыму
Кормил, из трюма разгружая,
Себя ничуть не уважая,
Так не желая никому.
Теперь родная – Украина.
Да только где здоровье взять?
Есть огород и дом, машина,
Здесь дочка, сын, и внуки, зять.
Года летят уже, как пули,
Мы все оставим для внучат.
Пока ты, дед, сидел на стуле,
Уж свиньи с голоду кричат.
Вставай, иди в свой день рожденья
Кормить свиней, грести г…но.
Ведь жизнь всегда – это
движенье,
Другого счастья не дано.
– Носило вас по всему Северу. А как на Никопольщине оказались?
– Я женился в Магадане, а моя жена родом отсюда. В Алексеевку переехали в 80-х годах. Устроился работать в Никополе – в УМС-4 (управление механизации строительства) на бульдозере.
– Но на Севере же большие деньги. Не жалко было их бросать?
– Деньги здесь (назидательно поднимает палец). На Севере я зарабатывал за год всего 10 тысяч советских рублей. Здесь я стал зарабатывать уже тысяч пятнадцать.
– На балаганах?
– Не только… Я стал первым в Никополе частным таксистом. У меня был микроавтобус. Там – балаганы, свиньи, здесь – такси. Все крутилось. Но вкалывать приходилось сильно. Как только Горбачев разрешил кооперативное движение, я сразу начал работать. Пока из Алексеевки на работу доеду – 30 рублей, назад – еще 30. Шестьдесят рублей зарабатывал на машине и шесть – за смену на бульдозере. В 80-е как раз начался стремительный рост благосостояния. Во всяком случае, у тех, кто хотел и не ленился работать. Соседи массово стали покупать машины… А потом пришел упадок 90-х.
– Как вы их пережили?
– Ужас! Помидоры не покупали, а если покупали, то за бесценок. Это так – отвезти и отдать как гуманитарную помощь. Управление тогда уже не работало, а до пенсии мне было далеко. Доходов не было. Лишь иногда позвонят по старой памяти по телефону: «Николай Федорович, вы можете приехать, нас туда-то и туда-то свозить. Мы заплатим». Благодаря таким звонкам, случайным заработкам и выживал.
– И до какого года тянулась черная полоса?
– До 1998-го. Затем жизнь наладилась.
– Ваше увлечение поэзией – откуда оно?
– Я никогда не хотел выделяться, до 45 лет скрывал от всех, что пишу стихи. Для меня поэзия – это лишь хобби.
– И не обидно было гробить свой талант, променяв его на свиней?
– Свиньи – это не позор. Стыдно, когда человек спивается. А у меня был такой период, к счастью, в прошлом:
Туфли иссохлись
по черному крему,
Да и сам я в тяжелой тоске,
Вдохновения нет – нет темы.
Тема есть – нет силы в руке.
Нет терпенья, нет силы воли,
Не земля подо мною – канат.
Я давно уже стал алкоголик
И сгубил Богом данный талант.
Потому и не спел, не сказал
Нежных слов, что на сердце
копил.
Свои годы в мешок завязал
И в отраве хмельной утопил.
Будет лето еще и пурга,
Все еще много раз повторится.
Ну зачем себя сильно ругать,
Коль пришлось в России
родиться?..
– Моя жизнь состояла из тяжелой работы и безбожного пьянства вперемешку. Годы за годами летели, как в ускоренном кино.
– А потом вы встретили будущую жену…
– Она окончила физико-математический институт. В 1974 г. я увидел ее в Магадане. Мы прожили вместе уже 35 лет. Сколько ей стихов написано! Ой!.. (Всплескивает руками). Она по распределению была направлена на Чукотку, а я писал ей письма в стихах. Моя Людмила Ивановна не человек, а зо-о-олото (говорит протяжно, с придыханием). Она прощала мне мои выпивоны, моих друзей, мои «походеньки». Она верила в меня. Правда, я добросовестно трудился, зарабатывал деньги, а не только пил. Но в конце концов она добилась своего. Теперь я не курю, не пью, полы и посуду мою, по дому и в огороде работаю…
– А борщ варить умеете?
– Что борщ! Я даже хлеб сам пеку! Изумительный! У меня фабричные формочки, хорошая электродуховка. Магазинный хлеб не ем. Короче говоря, мне повезло с женой. Она всегда воспринимала меня, как положено. Я счастливый человек, что живу с нею. У меня нет понятия «послепраздничный синдром». Раньше же доходило до того, что вызывали врача, делали уколы, ставили капельницы. Я думал, что стихи пишутся только под алкоголь. Оказывается, они пишутся и на трезвую голову. Шесть лет не пью, но пишу. Живу и радуюсь. Жаль только, что большая часть жизни уже позади. Но я смотрю на это по-философски:
Почитать бы чего –
не читается.
Полежать бы – уже не лежится.
Помечтать бы о чем – не
мечтается.
Убежать бы куда – не бежится.
Сколько лет уже прожито,
сколько?
Для чего на земле я живу?
Уж давно не зовут меня Колька,
Дядей Колей всё больше зовут.
Я на женщин смотрю
равнодушно,
Ни они мне, ни я им не нужен.
Я старик. И становится душно.
Эх, сейчас пробежаться б
по лужам!
Чтоб опять своим саксофоном
Звуки лить в каком-то
оркестре…
Я старик. И по жизни законам
Оставаться должен на месте.
Оставаться. И примириться.
Ведь сменили меня другие.
Ничему не дано повториться.
До свиданья, мои дорогие…
Подпись к фото
В балагане у Николая Лемешко дел невпроворот, а вот со свиньями в этот сезон не сложилось: повлиял финансовый кризис, он не смог снять с банковского депозита деньги на закупку поросят. Фото со свиньями – из прошлого. Но и будущего, поскольку от свиней фермер отказываться не собирается
