«Любовь есть небесная капля, которую боги влили в чашу жизни, чтоб уменьшить её горечь». «Страдание любви слишком сладко, чтобы искать от него излечения». «Любовь – самое мощное человеческое чувство». «Любовь есть сама жизнь». «Любовь сильнее смерти и страха смерти». Эти изречения классиков – о самом ценном даре, данном нам природой. Человечество в течение тысячелетий этот дар шлифовало, совершенствовало.
…Письмо, которое с ведома его автора передал для публикации никопольчанин Петр К., помечено именно такой силой чувств и внутренним трагизмом. Я ничего не менял в нем…
«Здравствуй, Петя! Это пишет тебе твой друг детства Олег Мельниченко. Не знаю, что сейчас говорят обо мне, – ведь в тюрьме нахожусь. Поэтому и хочу исповедаться. А чтобы ты глубже врубился в мою ситуацию, сразу скажу – все произошло из-за любви.
Тебе известно, после института я 20 лет преподавал русский язык и литературу. А когда по этим предметам число уроков в школе сократили, стал безработным. Околачивался в центре занятости около года. А потом устроился в продуктовый магазин грузчиком.
Как-то привезли полный КамАЗ товара. Таскал ящики, устал, сел передохнуть. А Филипп, экспедитор, кричит: «Простой машины! Давай, не сачкуй!» Этот парень – сажень в плечах - мог бы помочь. Но он уселся за столиком: учет ведет. А вот продавец по имени Кира, молодая, на вид не очень крепкая, подбежала подсобить. Вдвоем мы и завершили разгрузку.
В штате магазина – в основном женщины. Но мне они казались на одно лицо. Не привык на женщин засматриваться. А вот после той поддержки, что оказала Кира, возникла неожиданная легкость в мышцах. Словно девушка подарила мне силу.
В другой раз смотрю – Кира плачет. Отпускает сахар покупателям – и прямо на весы слёзы капают.
- Кто обидел? – спрашиваю.
- Три ящика водки пропало. Я их приняла, расписалась. И вот – вроде сквозь землю провалились.
- А ты отлучалась куда-нибудь?
- Завмаг вызывал на пару минут...
Мысль у меня ухватистая. Помнишь, не решив задачку, в класс не приходил. Ночь просижу, но докопаюсь до этих самых иксов и игреков. Вот и в этот раз тоже с точностью до единицы вычислил, кто в минуты Кириной отлучки мог «поднять» вес в 60 килограммов. Затем взял девушку за руку, вывел во двор и указал на загородку, где складируют пустые ящики. Впритык к этой загородке стоит «мерс» экспедитора Филиппа. Но обвинять его в воровстве Кира не стала. Она так обрадовалась находке, что, как ребенок, кинулась в пляс, смеялась, обнимала меня.
А мне… хотелось взять девушку на руки, унести, куда глаза глядят. Но я сдержал этот порыв чисто мужских чувств.
Зато после весь вечер в моём воображении высвечивался образ Киры. Вроде ничего броского. Продолговатое лицо, узкие губы, какой-то детский полуиспуг в глазах. Но ещё я безошибочно ощущал исходившую от неё безудержную радость и призывную нежность. Вот теперь она вдалеке, а я ощущаю: думает обо мне. И я о ней тоже…
В последующие дни я часто подмечал на лице Киры задумчивую и все ту же еле заметную растерянность. Но взгляд больших глаз по-прежнему был ласковым. Поэтому с удовольствием таскал к ней в отдел мешки с сахаром и крупой. Помогал распарывать ножом швы… Во время оперативок мы тоже поддерживали друг друга. Когда экспедитор Филипп упрекал ее, что с опозданием подает заявки на товар, я напоминал ему о случае с водкой.
Наши с ним перепалки постепенно превращались во вражду. Начальство в суть спора не вникало, а коллективу вообще было все до лампочки. Люди предпочитали ни во что не вмешиваться.
Да я ни в чьих симпатиях и не нуждался. Мне достаточно было Кириного расположения. Она всегда озаряла меня своей юной улыбкой. Даже если к прилавку подходил ее бывший одноклассник Мишка и заводил речь о свидании, Кира находила предлог сказать мне пару милых слов. А от Миши всячески отделывалась, советовала больше не приходить.
Под Новый год в магазине организовали вечеринку. Кира не отходила от меня ни на шаг. Шампанское выпили на брудершафт. Испробовали очень вкусный кагор. Участвовали в разных смешных соревнованиях, выиграли забавную куклу. Танцевали, даже вместе пели. Потом неизвестно как оказались на пару в подсобке. И тут Кира неожиданно выключила свет и попросила поцеловать ее.
- Этого мы не должны делать, - твердо сказал я. Сказал – и задохнулся от волнения. Ведь уже более месяца мечтал о подобной минуте. Да и хмель подогревает. Такого чувства, как к Кире, прежде ни к жене, ни к кому другому не испытывал. Ложился и просыпался с ощущением, что, хотя видимся только на работе, хотя между нами и стоит какой-то неопределенный барьер, всё равно вскоре станем одним целым.
Отчего же сейчас, когда приблизился этот миг, я отступил? «Да, - думал я не раз бессонными ночами, - я боюсь за ее будущее. Ей всего 21 год, а мне уже 48. На весах жизни мы не равны. Если даже разведусь с женой и соединю свою судьбу с этой девушкой, - ее счастье будет призрачным. Разница в возрасте даст о себе знать уже завтра. Она, как подснежник, восприимчива к теплу. Ей пора рожать детей, обретать материнскую силу. А я разве помощник? У меня сын и дочь почти ее лет. По этой причине наша любовь не сможет иметь продолжения в семье. А временная связь с пожилым мужчиной зачем Кире? Получится, что я обману ее надежды!».
- Прости, - сказал я Кире. – Давай нашу любовь, чтобы не замутить ее, переведем в сердечную дружбу… Да и перед Мишей мне неудобно. Знаешь, он застенчивый, но для тебя – золотой!.. Если у меня появится внук – назову его именем, а внучку – твоим.
Кира не обиделась. Она очень чуткая. И мои слова, как оказалось потом, только укрепили ее веру в мою порядочность.
Но в магазине люди разные. Нашлись такие, что подсматривали и подслушивали. То, что произошло в подсобке, вскоре стало главной темой сплетен. Это подтолкнуло Филиппа атаковать Киру наглым ухаживанием. Проходит мимо прилавка и будто между прочим бросит Кире: «Пригласи меня на танец». А однажды обхватил ее руками и не выпускал! Мне пришлось вмешаться. В следующий раз этот ловелас подстерег Киру в подсобке. Она закричала. На помощь прибежал не только я, но и другие мужики.
Хотели милицию вызывать, но он задобрил всех бутылем самогона. Выпить мировую отказались лишь я и Кира.
Эта искренняя человеческая солидарность питала наши души и поднимала над пошлостью. Но Филиппу она встала поперек горла. Он буквально неистовствовал, открыто мстил. И чем дальше – тем больше. Обвешивал Киру при передаче товара, умножал недостачи. Уклонялся от выполнения ее заявок, снижал выручку. Мне устраивал обструкции.
Так было и в то воскресенье. Покупателей в отделах много, работы невпроворот. Мне поручили помочь мяснику. Рублю коровью тушу. Кость старая, крепкая. А тут, откуда ни возьмись, Филипп с косяком таких же, как он, братчиков.
- Прекращай! – кричит, - Олег Глебович, сидеть собакой на сене! Займись этой Кирой! А если не можешь – позволь мне. У тебя, говорят, в ответственный момент поджилки дрожат.
- Потаскух и всяких «прикольных» бери сколько хошь. Но путевую девку не дам испохабить! Не позволю!
- Праведником прикидываешься? Евнух! Интеллигентишка! Сейчас все увидят, какой ты трус.
Он резко положил на колоду, что предназначена для рубки мяса, правую руку – и закричал:
- Докажи, что ты не жаба! Эту сладенькую, что любит под бабьими юбками шастать, - отсеки! Отруби!
Я взмахнул топором – и кисть отлетела. Да так резко, что попала на прилавок к мяснику… Покупатели, что стояли в очереди, мгновенно рассеялись по залу…
… Меня арестовали, дали три года тюрьмы. И буду пожизненно выплачивать Филиппу компенсацию за увечье.
А как же Кира? После моего прибытия в зону она на второй же день появилась здесь. Добилась свидания и заявила:
- Хочу быть с тобой. Устроюсь в вашей колонии или где-нибудь поблизости.
- А отец и мать разрешили?
- Меня тетя воспитывала. Я за руку ее взяла, посмотрела в глаза – и она без слов меня поняла. Я обязана облегчить твое здесь прибывание.
Петя, я не знал, что делать. Я не мог сломать жизнь любимой женщине. И потому решил ее оттолкнуть резкими словами. Сказал, что после суда в моей душе все перевернулось. Что это она во всем виновата, столкнув нас с Филиппом. И поставил условие:
- Если действительно я тебе дорог, возвращайся домой, к Мише. Он, уверен, в тот же день поведет тебя в загс. Это и будет моим счастьем. Хочу знать, что рядом с тобой порядочный, любящий муж. А я – мужик, который годится тебе в отцы. Это разве нормально?
Моя грубость возымела действие. Кира уехала. Вскоре она действительно вышла замуж за Мишу. А недавно у них родился сын. Сообщает в письме, что муж предложил назвать его моим именем. И сознается, что по-прежнему продолжает любить меня. Я тоже мысленно всегда с ней. Нет, она мне не снится. А как бы наяву, касается плеча, пожимает руку. Трудно мне – взбодрит, весело – вместе с Кирой смеемся… Вот назвал ее имя – и струится необыкновенная нежность к ней. И теперь уже целый день буду мысленно ее видеть. Без воздуха легче, чем без нее… А приедет на самом деле – опять отрекусь, не посмею даже поцеловать… Утешусь тем, что ни один мудрец в мире не определит, что лучше: спать с любимой или отказаться от нее и светом своей любви жить до конца дней…
Вскоре Кира должна привезти ребенка показать. Какой будет встреча? У меня, Петя, и радость, и горе на душе. И наслаждаюсь чувством любви, и страдаю. Сейчас сознался в этом, и слеза упала на лист. Может, я двойной преступник: и ее сердце погубил, и свое? Ведь, не пробудись во мне дьявольский инстинкт самца, разве тогда отрубил бы руку человеку? Я бы посмеялся над Филиппом – и делу конец. Эта страсть, или как это назвать, завела меня в западню, и что будет дальше – неизвестно…
Посоветуй, Петя, что делать?…»
Публикуя письмо Олега Мельниченко, я, в свою очередь, переадресовываю его вопрос вам, дорогие читатели. Жду откликов-советов. А если кто пережил любовную трагедию, не похожую ни на эту, ни на другие ранее описанные, опишите ее и пришлите мне.
Андрей ДРОБОТ
Источник: Никопольская правда
