Если вы смотрите детективные сериалы, то наверняка слышали о довольно редкой профессии судмедэксперта, который вместе с оперативниками из полиции выезжает на место обнаружения трупа, осматривает его, затем в морге проводит вскрытие, таким образом устанавливая причину смерти человека. В фильмах эксперты очень спокойные и дотошные люди, которые замечают такие маленькие, почти микроскопические детали, на которые простой смертный внимания никогда не обратит. И в результате преступление раскрывают, убийца несет наказание.
Врач-судмедэксперт Никопольского межрайонного отделения Днепропетровского областного бюро судебно-медицинской экспертизы Дмитрий Качков по характеру очень жизнерадостный и веселый человек и при встрече с ним вы никогда не догадаетесь, что у него, по бытующему среди людей мнению, такая мрачная профессия, ведь практически каждый день приходится иметь дело с трупами.
Тем не менее, Дмитрий Владимирович уже 18 лет работает судмедэкспертом и считает свою работу (не падайте, держитесь!) интересной. Не верите? А напрасно. Достаточно послушать, как увлеченно он рассказывает о своей профессии.
ЛУЧШИЕ ГОДЫ
Дмитрий Качков родом из Николаева – города, где «рождаются» корабли. Его родители были доцентами кораблестроительного института и будущее сына связывали именно с этой отраслью. Но Дима, который постоянно видел дома скучные чертежи и схемы, «восстал» против продолжения династии и заявил, что будет поступать в медицинское училище. Это решение сына родители восприняли спокойно. Мол, иди-иди, кто ж тебя возьмет, там конкурс 20 человек на место. А Дима, который хорошо учился в школе, взял да и поступил.
– Это были лучшие годы моей жизни, – вспоминает Дмитрий Владимирович. – Биология, анатомия, физиология – я буквально «заглатывал» знания. Мне было ужасно интересно учиться. К тому же мы с парнями так сдружились (в нашей группе фельдшеров была только одна девчонка), что практически не расставались. И в колхозе «на картошке», и в свободное время нам было очень весело и интересно вместе.
К своей будущей профессии смешливый и, на первый взгляд, легкомысленный Дима Качков с самого начала относился очень серьезно, поэтому во время учебы подрабатывал санитаром.
Получив диплом фельдшера, он начал работать на «скорой». Дмитрий хорошо помнит свой первый вызов и легкую дрожь в теле, смешанную с непониманием, почему так случилось. Именно такие ощущения возникли у него при виде в ванне с водой мужчины, который вскрыл себе вены.
Впрочем, это было только начало – и приобретения опыта, и привыкания к особенностям профессии медика. Он ведь тогда не знал, что придется увидеть и пережить во время службы в Афганистане. Когда Горбачёв заявил о предстоящем выведении советских войск из этой страны, «духи» заявили, что никто не сможет уйти от них живым. Это заявление очень напугало женщин, которые работали в госпиталях медсестрами, и они начали массово уезжать в Союз.
– И тогда на их место бросили нас, солдат-срочников, – рассказывает Дмитрий Качков. – Я не люблю вспоминать это время. Знаете, человек ко всему привыкает, даже к войне. Ты просто перестаешь обращать внимание на взрывы и пули, которые свистят рядом с тобой, а берешь и делаешь свою работу – помогаешь раненым. Но на войне всегда плохо. Хотя она – хороший «учитель» для медика и в становлении его как специалиста, и в приобретении опыта.
После возвращения из Афгана Дмитрий Качков поступает в Днепропетровский медицинский институт и получает диплом врача-хирурга. Казалось бы, мечта сбылась, живи да радуйся. Но тут возникают проблемы с работой. В 90-е годы устроиться хирургом без связей и денег было очень тяжело. Выход из ситуации предложил его друг, который работал судмедэкспертом – мол, иди к нам, хирургов у нас берут «на ура».
Дмитрий до этого никогда в жизни даже не думал о таком повороте судьбы. Но решил попробовать.
Первый его визит в днепропетровский морг немного шокировал, признается Качков. Даже ему, кое-что повидавшему в своей медицинском практике, стало не по себе. Но делать нечего, и Дмитрий решил: хирургия от него никуда не денется, в течение пяти лет он спокойно может вернуться к ней – и поехал на полгода в Харьков на переквалификацию. С тех пор прошло почти два десятка лет, но в хирургию Дмитрий Качков так и не вернулся.
ПРОФЕССИЯ, ПОВЕРЬТЕ, ИНТЕРЕСНАЯ
– Дмитрий Владимирович, а как вы очутились в Никополе?
– Да очень просто – родом из Никополя была моя жена. На то время в городе был только один судмедэксперт – Герман Витальевич Луговской, который очень обрадовался, что прибыла, так сказать, подмога для него. Вот с тех пор так и работаю. Сегодня в нашем отделении три судмедэксперта, у всех – высшая категория.
– И никогда не хотелось уйти?
– Нет, даже мысли такой не было. Во-первых, учитывая, что специалистом своего дела можно стать через 10 лет, я уже состоялся в этой профессии, а от хирургии «отстал». А во-вторых, обычному человеку, наверное, это трудно понять, но профессия судмедэксперта очень интересная. Так зачем что-то менять?
– Что ж, попробуйте меня убедить, что профессия судмедэксперта интересная. В чем разница между патологоанатомом и судмедэкспертом?
– Патологоанатом, вскрывая труп, подтверждает или не подтверждает правильность диагноза, поставленного врачами. К нему умерший человек поступает с историей болезни, поэтому нужно определить, правильно ли больного лечили.
А судмедэксперт выясняет причины насильственной смерти, поэтому к нему привозят трупы, найденные на улице, с места ДТП или преступления. Если человек утонул, повесился или его ударило электрическим током – это тоже наши «пациенты».
Хочу сказать, что не зря в названии нашей профессии есть слово «эксперт». Это потому, что для установления причины смерти проводятся различные экспертизы. Во время вскрытия мы берем образцы крови, тканей, костей, ран и отправляем их на экспертизу в специальную лабораторию, которая находится в Днепре. И только после получения результатов этих экспертиз судмедэксперт делает заключение о причине смерти человека. У нас не бывает, чтобы вскрыл, увидел и написал заключение. Перед этим проводится большая работа и не одним человеком.
Кроме установления причин насильственной смерти. в нашем отделении также ведется прием лиц, которые хотят засвидетельствовать факт причинения телесных повреждений, изнасилования и т. п.
– Да, романтика – это не о профессии судмедэксперта…
– Вы ошибаетесь. А вызов ночью на место преступления или ДТП? Романтикой, согласен, это не назовешь, но выброс адреналина, поверьте, хороший. Особенно в начале работы судмедэкспертом меня это очень даже бодрило эмоционально.
– А вы выезжаете вместе с полицией на трупы?
– Конечно. От судмедэксперта в таких ситуациях многое зависит. К примеру, очень важно установить время смерти человека.
– И как это делается?
– Вот видите, вам уже интересно (смеется). А если серьезно, то чем раньше судмедэксперт начнет осмотр трупа, тем конкретнее можно установить время смерти человека. У нас существуют специальные таблицы для этого. Но ориентировочно при температуре воздуха +22°С температура тела падает на один градус в час.
Кроме того, установить время смерти помогают трупные пятна. Когда человек умирает, сердце останавливается, но кровь еще остается жидкой. Поэтому по законам физики она переливается в нижние части тела, пропитывает ткани и на коже появляются трупные пятна. При надавливании о кость или упругую мышцу они меняют цвет, который через какое-то время возвращается. Именно от этого времени и зависит вывод, сколько часов назад умер человек. Например, если после надавливания первоначальный цвет вернулся через 20 минут, значит, прошли примерно сутки с момента смерти, а если он вообще не поменялся, то смерть наступила больше суток назад.
Цвет трупных пятен помогает эксперту также установить факт отравления. Если это угарный газ – то они розовые, если цианид – то фиолетово-красные.
– А насколько легко установить, сам человек повесился или ему помогли?
– Если человека перед повешеньем не обездвижили или не довели до невменяемого состояния с помощью каких-то веществ, то он в любом случае будет сопротивляться, а значит, останутся синяки на теле. Самооборона присутствует в 90% случаев. То же и с утоплением. Ну а выяснить наличие каких-то веществ, в том числе ядов, поможет анализ крови, который мы обязательно делаем. Одним словом, наша главная задача – найти повреждения на теле умершего и установить факт насильственной смерти.
– Иногда убийство маскируют под самоубийство – говорят, что человек сам застрелился. Тяжело узнать истину?
– Это вполне возможно. В первую очередь, нужно установить, человек был правшой или левшой. Лично у меня встречался только один случай, когда человек выстрелил себе в левый висок. Кроме того, при самостреле должен отпечататься ствол на коже головы. Если же стреляли с расстояния, по телу и одежде будут пороховые газы. Словом, есть ряд признаков и деталей, которые помогают экспертам определить, было это убийство или самоубийство.
Вообще хочу сказать, что в наше время стало больше смертей именно от огнестрельного оружия. И не только из-за АТО на востоке страны. Буквально на днях, например, пресса сообщила о перестрелке в Днепре, в результате погибло несколько человек. Так что мои коллеги без работы не сидят.
Кстати, иногда только благодаря судмедэкспертам несчастный случай переквалифицируется в преступление. Недавно был у меня случай, когда мужчину обнаружили мертвым в ванной с небольшой раной на затылке. У родственников и сотрудников полиции никаких подозрений не возникло. Квартира была закрыта, обстановка не нарушена. Решили, что он упал, ударился и умер – несчастный случай. Но мне с самого начала не понравилась небольшая дырочка на затылке потерпевшего, хотя крови было мало. И что вы думаете, «захожу» в череп, а там пуля. Вот вам и «несчастный случай».
– Дмитрий Владимирович, мне кажется, не каждый человек сможет работать судмедэкспертом…
– Возможно, но, по большому счету, это дело привычки. Человек, как известно, ко всему привыкает. В нашей профессии это так. Знаете, когда приходится вскрывать, извините за неприятные подробности, труп в состоянии гнилостных изменений, это, мягко говоря, неприятно. Но что делать – надо. Зато если вдруг находишь в нем следы огнестрельных ранений или колото-резаных ран, то все запахи и другие неприятные моменты отходят на второй план, и ты думаешь об одном – дойти до истины.
– С таким «пациентом» вы, наверное, работаете в противогазе?
– Да нет, в обычной медицинской маске. А чтобы немного уменьшить неприятный запах, капаем на нее ароматизированные вещества.
– А как долго, как вы выражаетесь, «работает» судмедэксперт с одним трупом?
– По-разному. Иногда целый день или даже несколько дней. А вы думаете, что пули искать легко? Хорошо, если получится в больнице рентген сделать, но так бывает не всегда: пока там люди – нельзя, а потом у рентгенологов рабочий день заканчивается. Хирургам, скажу вам, проще. Они заходят в брюшную полость и сразу видят, где кровит. А у нас ничего уже не кровит, поэтому нужно искать без подсказок.
– Как вы при своей работе воспринимаете смерть?
– Никак. Спокойно. По крайней мере, сейчас. Мне кажется, важно не то, что человек умер (все мы смертны), а то, как умер. Ведь бывает, что уснул и не проснулся, а случается, когда преступники страшно и долго пытают жертву, а потом убивают. Вот это страшно.
– Не секрет, что все медики в определенном смысле циники. А судмедэксперты, которые много времени проводят в морге, наверное, еще больше?
– Лично я считаю, что наоборот – меньше. Люди нашей профессии немного замкнутые и не очень любят циничные шуточки.
– И спешить вам, как говорится, некуда. Вы же не реаниматологи, которым каждая минута дорога.
– Да, наверное. Но, знаете, когда под Марганцем пассажирский автобус попал под железнодорожный состав и наше отделение стало базовым по исследованию тел погибших, работать пришлось в нереальном темпе. Восемь судмедэкспертов (к нам тогда прибыла подмога из Днепропетровского бюро) с 16 до 22 часов исследовали все 40 разорванных тел. Это казалось невозможным, но мы это сделали. В связи с этим хочется посочувствовать моим коллегам из Днепра, которым сегодня приходится иметь дело с погибшими АТОшниками. Так что мы по сравнению с ними живем, так сказать, спокойненько.
– Бывают дни, когда вы не работаете в морге?
– Редко, но бывают. И всего пару раз в году, когда за целый день у нас нет ни трупов, ни посетителей, которые приходят «снимать побои».
– Кстати, а освидетельствование на предмет телесных повреждений у вас платная услуга?
– Если по постановлению полиции, то бесплатная. А если человек хочет просто для себя ее сделать или взять копию той, что направляется в полицию, то нужно заплатить согласно прейскуранту.
– А можно определить, действительно ли телесные повреждения были причинены человеку кем-то другим, а не им самим, к примеру, чтобы оклеветать недруга?
– Наша задача – зафиксировать наличие телесных повреждений, поэтому в заключении мы пишем: «Со слов такого-то…». А разбирается, кто, как и почему избил, полиция.
– Возможно, это прозвучит кощунственно, но хочется спросить: а курьезные случаи бывают в вашей работе?
– Представьте, случаются. К примеру, однажды мой коллега Олег Мухин выехал на место убийства. Лежит мужчина с пробитой головой, рядом – топор. И вдруг «убиенный» начинает шевелиться и что-то ворчать. Оказывается, медики «скорой» напрасно посчитали его мертвым. Как вам случай? Курьезный?
– А вы смотрите сериалы о своих коллегах? К примеру, «След»?
– Не говорите мне об этих сериалах! Иногда люди насмотрятся такого кино, а потом приходят к нам и просят сделать какую-то экспертизу, которую там видели. Приходится объяснять, что кино и реальная жизнь – две большие разницы. Хотя наше Днепропетровское бюро судебно-медицинской экспертизы, которое возглавляет Валерий Владимирович Войченко (он же является председателем Ассоциации судмедэкспертов Украины) – самое «крутое» по оснащению, даже по сравнению со столицей. Но сериальные чудо-супер-экспертизы и для него невозможны. Впрочем, жизнь не стоит на месте, возможно, в будущем эта фантастика станет реальностью.
Ольга Приходько
Источник http://ntm.net.ua
